По выписке из больницы, в ожидании обещанных кадровых перемен, я продолжала работать в своей должности эпидемиолога и госсанинспектора Райздравотдела, добросовестно занявшись составлением годового отчёта. И если учесть, что до моего поступления в середине сентября 1941 года моя должность была продолжительное время вакантной, и никаких регистрированных следов оставить не могла, то справиться с отчетом за отработанные мной три с половиной месяца особого труда не составляло. Должностные обязанности в пределах самой Пышмы куда проще для меня, чем работа на выездах.
Так что основная активность моя и внимание переключилась на моего ещё безымянного, но такого любимого и трогательного моего младшенького и с любопытством изучающего его старшенького. С детками в ту пору было всё в порядке – и в этом огромная заслуга моей мамы.
А вид – они были прелестны! –, и близость их так умиротворяла, так согревала душу, что передать это словами просто невозможно.
Очень тревожными, удручающими были сводки с фронтов. Пугало, напрягало отсутствие вестей о муже. Нелёгкой, совсем не лёгкой была материальная сторона жизни (а тут ещё, с рождением второго ребёнка подоспевшие сложности с трудоустройством без разъездов по району). Будущее представлялось неясным – что нас ещё ждёт?
Но когда, возвращаясь с работы домой, я видела неподдельный, искренний восторг Сашеньки (младшенький еще так выражать свои чувства не мог), я понимала, что жить надо, сопротивляться невзгодам – надо. Ведь этот восторг, помимо всего прочего – истинное выражение инстинктивной, интуитивной надежды на меня – МАМУ!
Может быть такой вывод покажется вам, мои родные, высокопарным. На самом деле - это ещё слабо сказано. Меня, в ту пору двадцатитрёхлетнюю и неопытную, это подстёгивало, поддерживало очень. Ведь за такой короткий срок пережить столько непредсказуемых превратностей судьбы! Будто несло тебя бурей, как листочек, с ветки сорванный. И куда только не швыряло, в какие непредвиденные неизвестности не толкало! И не отбросит ли куда ещё похлеще? Для меня тогдашней это было совсем немало. И только мои дети, их притяжение держали на плаву, заставляли, может и неуклюже барахтаясь, учиться плавать. Нет здесь красивых слов, это всё – правда.
И маму мою – преданнейшего нам человека – поддерживала её незаменимость. По возвращении из Челябинска она совсем было пала духом, винила, казнила себя, хотя, как впоследствии выяснилось, и малейшей вины её не было. С рождением младшенького, удвоившим и мамины хлопоты, она помаленьку стала приходить в себя.
Свободное копирование
