Нужно было срочно найти работу! Нужно было закончить последний курс института, получить специальность. Пока что «вот-вот» - и ты с дипломом, ведь выпуск наверняка будет срочным! Найти работу и продержаться хоть несколько месяцев... Так, чтобы и институт, и грудной ещё ребёнок не пострадали. Поиски работы тоже требовали времени – где-то между учёбой, кормлением и воздушными тревогами. А тут ещё мама на первых порах так резко пала духом, стала совершенно непривычно беспомощной, слабой и пугливой. Мне и дома-то долго отсутствовать нельзя.
Согласилось на первое, что попалось – 0.5 фельдшерской ставки в студенческом общежитии, где, учитывая кормление ребенка и учебу да и, наверное, ситуацию в городе, обещали поблажки в графике. Зарплата мизерная, но привередничать не приходилось. Получалось для меня всё равно очень сложно – и дай-то Бог всё осилить.
Но я и представить себе не могла, какое еще испытание на прочность меня ожидало.
Однажды, на занятии по хирургии предстояло участие нашей группы в операции по поводу варикозного расширения вен. Я напросилась ассистировать. Мне пришлось то всего-навсего специальным инструментом удерживать края операционного разреза, что я и начала совершенно спокойно и уверенно. Но в какой-то момент у меня зашумело (да как-то по нарастающей!) в ушах, посинело и покачнулось всё вокруг, и я ... очнулась в окружении белых халатов в предоперационной. Никогда прежде обмороков со мной не бывало – я не была хилой и болезненной. Да и операция относительно простая, даже не полостная, И мне так хотелось приобщиться к делу. И вдруг – такое! Было и перед хирургом неловко – ему надо было срочно заменить ассистента, И за себя стало тревожно – непонятно еще что это, но явно не ко времени. Ведь всё в доме сейчас на мне.
Впоследствии, мысленно пройдясь по нескольким в своё время не насторожившим меня из-за занятости приступам внезапной немотивированной слабости, каким-то недомоганиям последних дней, я с похолодевшим сердцем поняла, что мне необходимо кое-что исключить, посетив консультацию. Помчалась стремглав. И к моему тогда не то что сожалению - ужасу мои опасения подтвердились. И срок уже немалый – к трём месяцам. Вышла из кабинета врача сама не своя – что делать, куда идти? Что-то непосильное на меня навалилось, и изменить ничего невозможно. Даже на такое изуверство как хирургическое прерывание беременности нельзя рассчитывать – законом запрещено. А как дальше жить?
Я долго не могла уйти – сидела в коридоре возле кабинета, из которого вышла. Мысли роились, перебивая друг друга. Что же с нами будет? В такое время при таких и без того сверхсложных обстоятельствах – из города, говорят, уже эвакуируют заводы. Тревога за тревогой. Вестей – ни от мужа, ни от отчима. Такая безысходность!
Наверное, я в это время, в своём состоянии так приметно выглядела, что на меня обратила внимание проходившая мимо женщина в белом халате. Она спросила, хорошо ли я себя чувствую. Подняла на неё глаза. Она ещё какую-то минуту на меня глядела – и говорит: «Я Вас где-то уже видела». В общем, оказалось, что это врач-гинеколог, мама моего сокурсника Оси Потаповского.
Она присела возле меня, разговорила, Я ей всё рассказала. И ей почему-то – добрая, видно, душа – захотелось мне помочь. Она сказала: «Ты не волнуйся прежде времени» и даже руку мою взяла. Посидела ещё какое-то время молча. И вдруг говорит, что не может обещать, но попробует мне помочь т.к. она как раз в той комиссии – «абортной» и постарается в свете обстоятельств добиться для меня разрешения на эту операцию. Я очень хорошо помню этот эпизод и, как сейчас, переживаю его. Думаю, никому не понять, как эта женщина душу мне отогрела – не из-за комиссии, нет! В это поверить было невозможно, так как показаний по здоровью у меня не было никаких. Да и в её голосе уверенности не было. Но то ли потому, что моя рука была в ёё руке, то ли потому, что «Не волнуйся прежде времени» - я при общении с ней будто в себя пришла, будто мыслей о безысходности фактически не было.
Рекомендованные ею для представления комиссии исследования и анализы я в темпе сделала, пропустив учёбу – нужно было успеть на ближайшую по времени комиссию! Маме пока ничего не говорила. Ожидание комиссии... Комиссия! Страх отказа сильнее страха самой операции. И наконец – мне разрешили!
С тем разрешением нужно было ещё пойти в горздрав – взять направление на операцию. Заплатила в Горздраве 50 рублей – эта примитивная операция делалась тогда за плату. А наши с мамой финансы составляли на это время всего 72 рубля. Мы их, как неразменную банкноту, старались сохранить. Теперь я маме обо всех событиях последних дней сообщила – нужно было видеть её лицо, чтобы прочувствовать её настроение.