ТЕХНИКУМ.
Характер человека, это его судьба.
Неля Фридман – астролог.
Дипломный проект готов. Остаётся несколько дней до защиты, ждут приезда представителя из министерства. Мне двадцать лет, за четыре года учёбы в техникуме я окреп, систематически занимаясь в гимнастической секции, на городских соревнованиях получил третий разряд. Штанга так же была в пределах третьего разряда. Я свободно выжимал 75 и толкал 90 килограмм, при собственном весе 69 килограмм. Нужно было только подработать толчок.
Во время соревнований по гимнастике, длившиеся четыре дня в спортивном клубе «Спартак» выступали спортсмены Могилевских школ, в женской команде выступала, защищая второй разряд рыженькая, худенькая, очень приятная, еврейская девочка, с которой все дни
соревнований я не сводил глаз. Я замечал, что и эта девочка поглядывает на меня, и иногда встречались наши взгляды. Мне очень хотелось подойти и познакомиться, но мне было стыдно, что она успешно выступает по второму разряду, а я ели тяну на третий. И вообще при девчонках, особенно которые мне нравились. Я чувствовал себя неловко, краснел и не мог из себя выдавить ни одного слова.
Когда я провалил первую попытку на кольцах, и сидел на скамейке, наблюдая за выступлением нашей команды, рядом около меня села эта, рыжая гимнастка вместе с подружками, они шептались и хихикали. Мы долго сидели рядом, я чувствовал её плечо, которое жгло моё плечо, но я сидел, как скованный, мне хотелось поговорить с ней, что-нибудь спросить, но у меня были веские причины, что я не мог открыть рта:
- Вот если бы я блестяще выступил на кольцах, или вот если бы она села рядом одна, или если бы она первая спросила меня что-либо.
После соревнований я ругал себя, на чём свет стоит:
- Какой же я оболтус, что за четыре дня, не поговорил с ней, и не спросил, как зовут, с какой школы, где живёт, ну ничего, она даже первая села рядом со мной. Один голос мне говорил, что надо её пойти поискать, расспросить, и можно будет её найти. Другой голос мне говорил, зачем ты ей нужен, вон, сколько ребят около неё вертелось Они что-то рассказывали ей смешное, и она от души с ними смеялась.
Мне очень хотелось иметь подружку, как у моих сверстников, которые ходили вместе, и в кино на танцы, и целовались в темных углах. У меня постоянно не было денег, жил на стипендию да продукты, картошку, сало, что присылали из дома. Отец зарабатывал очень мало, а мама постоянно болела, Я не мог себе ничего позволить, только что иногда сходить в кино.
В техникуме у нас училось на 80% ребята, и каждый раз, когда были танцы, к нам из города приходило много девчонок. Я неплохо танцевал, модные в то время танцы, набирался мужества и приглашал танцевать, но был такой скованный, и законсервированный, что в процессе танца не мог произнести ни слова. Приходили иногда две сестры толстушки Бела и Элла, приблизительно моего возраста. Мой отец и их отец был какой-то очень дальний родственник. И тогда я вынужден был их приглашать, потому что никто их не приглашал, потом провожать домой.
Жили они в знаменитом в Могилеве доме девяносто, где было около сотни квартир, и процентов на восемьдесят заселён еврейскими семьями. Кониковы занимали комнату метров двадцать пять на первом этаже, в этой комнате была и кухня и спальни. Посреди комнаты стоял большой обеденный стол, за, которым после обеда вся семья сидела и занимались. Больше всего меня интересовала младшая сестра Софа, которая была года на три младше меня, и училась в восьмом, классе. Она была любимица всей семьи. Худенькая, с веселым и добрым характером, правильными и приятными чертами лица, круглая отличница. В то время она была ещё подросток, но чувствовалось, что она будет первая красавица в городе. Живя в общежитии, мне вдруг становилось тоскливо и грустно, хотелось увидеть Софу. Я представлял себе, что приглашаю её пойти в кино, или встречаю её, мы идём в парк, посидеть на скамеечке.
Иногда вечером, приходил, и бродил около их дома, но встретить Софу мне никогда не удавалось. Семья Кониковых была приветлива и гостеприимна, и, придя к ним, меня принимали, как близкого родственника, обязательно давали мне что – ни будь покушать. Софа на меня не обращала внимания, она сидела за столом, делала уроки или что – ни будь, читала. Закончив, она могла подхватиться, подбежать к кухонному столику, отрезать кусок чёрного хлеба, и убежать на улицу. Я оставался с Белой и Эллой, мне сразу становилось не интересно, и я собирался уходить.
Сам Коников был религиозным человеком, постоянно читал толстые еврейские книги, которыми забит, был весь угол, Софа была его любимицей. Как-то весной, проходя мимо дома девяносто, я увидел у первого подъезда, где жили Кониковы, стояла Софа. Я набрался мужества и направился к ней, думая пригласить её в кино. Поздоровавшись, я увидел, что стоит она, чем-то расстроена, и тихим голосом почти шепотом сказала:
- К нам не заходите, нельзя.
- Что случилось? - с чувством тревоги спросил я.
Софа молчала, по-видимому, она не хотела ничего рассказывать, но, видя, что я не уйду, стала шепотом говорить:
- Отца на днях арестовали, в квартире был обыск, перевернули все к верху дном, забрали все книги отца. Я всех знакомых предупреждаю, что к нам заходить нельзя.
Коников постоянно ходил в миньон (молельный дом), у одного из его товарищей был немецкий радиоприёмник, они несколько человек иногда собирались, слушали «Голос Америки», разговаривали про Израиль. Кто-то настучал, им всем без суда и следствия дали по двадцать пять лет.
Свободное копирование
