В начале 1944 года пришло письмо от тети Сорки с сообщением, что они уезжают в Монастырщину. Она писала, чтобы мы тоже выезжали, будем жить вместе, пока не кончится война.
Мы стали готовиться к отъезду: мама сушила сухари, откладывала в дорогу бутылки с топленым маслом. Ей удалось собрать несколько килограммов кукурузной и пшеничной муки. До нас доходили слухи, что в освобожденных районах нет соли. Алексей съездил в пески на соленые озера и привез нам пуд соли, которую мама разложила в три мешка. Новые мешки принесла Полина, которые она утащила в колхозе. Самые ценные советы давал нам Алексей, так как он был охотник, рыболов и надолго уходил в горы. Он принёс веревки, в углы мешков вложил камушки, и каждому из нас подогнал веревки, чтобы удобно было нести мешки за плечами.
У меня уже не было никакого терпения ждать, когда мы поедем, и приставал к маме. Полина и Алексей не советовали нам ехать зимой, говорили, что лучше дождаться тепла, а там дом под каждым кустом. Мы слышали, что теперь пассажирские поезда подбирают на станциях людей и везут в освобожденные районы. У Полины в Джамбуле жила родственница, ей она написала письмо, чтобы она нас пустила на пару дней.
Выезд наметили на март месяц. Мама продала два пуда оставшейся пшеничной муки, кукурузу и картошку, взяла хорошие деньги, с появлением чеченцев в селе, цены на продукты здорово поднялись.
Настал день отъезда. Маня с Катькой ревели целый день, мама и Полина тоже плакали, у меня на сердце скребли кошки, больше двух лет мы дружно прожили вместе.
Около сельсовета мы взобрались на грузовик. Провожать нас пришло много народа; вся семья Шамшеевых, соседки, которым мама кроила платья и юбки, Флейшер из Винницы - участница гражданской войны. Она с трудом притащилась на своих больных ногах (она очень любила маму и часто беседовала с ней). Был Тайгун, который переживал, что Маня уезжает, и еще многие соседи и эвакуированные. Машина тронулась. Провожающие стояли, махали нам, пока мы не скрылись за поворотом.
Свободное копирование
