Пришла вакация, а они все молчали. Так как человек привыкает ко всему, то и Marie привыкла к своему странному положению. Она даже успокоилась, стала весела, и тихо занималась уроками. Вакация была не хуже предыдущей; грустного было только то, что две славные девушки из нашего отделения оставили институт. Мы горько их оплакали, но от прежних подруг беспрестанно летали записочки самого нежного содержания. Мы, как обыкновенно, сидели в аллеях. Дела было много, и потому тенистые своды лип оглашались прилежным жужжаньем. Лучшим способом запомнить мы находили ученье вслух и зажав уши. Другие находили, что моцион в этом случае полезнее, и мерили аллеи до сумерек.
Ходишь, ходишь... Но вдруг книга забыта, глаза смотрят в другую сторону... Со стороны мелькает наша тень... такая тоненькая, грациозная. Как бы повернуться так, чтобы она стала еще грациознее?.. Как бы убавить корсет, чтобы в талии было девять вершков? Очаровательные девять вершков! Только у Фанни во всем институте такая фигурка! Недаром Санковская, как увидала Фанни, назвала ее сильфидой... А личико? Как бы так похорошеть!.. Говорят, сок из бузины хорош от загара; чернильные пятна он выводит, правда, но это что-то скверно...
Буало и Массильон, патриарх Никон и десятичные дроби, конституция Англии и pаpаverаcees (маковые, из семейства маковых (фр.), все вылетело из головы, как птички из клетки...
Нам шестнадцать лет: кажется, этим все сказано. Хочется нравиться кому-то -- нужды нет, что кругом нет никого... Кого-то даже любишь... У него будут огненные глаза и кудрявые волосы...
Из боковой аллеи летит записка... Тамзанимаютсятемже.
"A quoi songez tous? dites le tout de suite. Avouez tout, et vous aurez aussi ma confidence..."
Ho занейдругая: "Incomparable, veuillez me dire ce qu'il y a de plus sublime dans les Martyrs? Le repas libre ou le discours d'Eudore? Excusez mon audace..."
Литературный вопрос возвращает к действительности. Как много в ней печального! Хотя бы, например, вот эта книжка логики... В ней страничка о рогатых силлогизмах; о них еще шесть лет тому назад твердил наш первый педагог. Теперь опять силлогизмы перед глазами, и мы все их не понимаем. И как нарочно, книжек этих накуплено тьма; нельзя отговориться, что не почем выучить.
-- Mesdаmes, куда девать логику?-- спросил кто-то однажды в аллеях.
Но прежде чем мы успели отвечать, одна книжка уже летела в пруд, за нею несколько других...
-- Браво! браво, пусть учатся лягушки! Утопленница! Кто вытащит?.. Тащите, mesdаmes!
И веселые крики огласили воздух...
Если бы только не эта логика, наш русский учитель имел бы в это время много обожательниц... Например, во сколько раз бывало приятнее твердить продиктованные им тетрадки! У нас было до полусотни билетиков, которые мы вынимали на удачу и бойко отвечали на каждый... "О изобретении мыслей"... "Какие могут быть начала или приступы сочинений повествовательных?" и т. д. Потом, тетрадь поэзии. Помню, что на приватном экзамене я даже отличилась: так крепко вытвердила "понятие об одной философической", и затем пример из Державина, начало оды "На возвращение графа Зубова из Персии".
О юный вождь, сверша походы,
Протек ты с воинством Кавказ, и т. д.
Свободное копирование
