авторів

1425
 

події

193674
Реєстрація Забули пароль?

ВОЙНА

01.09.1941
Одесса, Украинская ССР, СССР

            Когда началась война, мои родители эвакуировались в последнюю минуту на последнем теплоходе. Одесса была отрезана. Они взяли с собой всё своё движимое: большой серый чемодан, плетёную корзинку, в которой в счастливые времена помещались две курицы сразу, примус и чайник. Оба они смертельно боялись моря. Живя почти на берегу, никогда не купались. Поэтому им было страшнее, чем всем остальным. Их беспрерывно бомбили. Кое-как погрузились.

            Теплоход прошёл немного и взорвался. Стоял невыносимый вой. Кое-кто сразу потерял рассудок, кто-то бросился в море, а мои родители были скинуты в шлюпку, именно скинуты, так как их тела вскоре покрылись ссадинами и кровоподтёками. Они не понимали, кто они и где они. Очнулись на берегу небольшого города. Как туда попали, не помнили.

            Они лежали на песке в больничных халатах, рядом стоял примус и чайник. Кто-то добрый, знавший их по Одессе, положил под большой камень жёлтые изуродованные листочки – мои газетные фотографии. Эти бесценные листочки и сейчас живы, а на пороге – 90-й год! Даже представить себе это невозможно! Эвакогоспиталь развёз всех по разным городам. Моих родителей определили в Ростов-Дон. Там дали барак без воды и туалета. Большая комната была заставлена узкими, странными, грязными кроватями, по одной на семью, даже если в семье трое детей. Но всё ещё было лето, бомбили мало. Люди ели мороженое и днём ходили в кино.

            Я приехала повидаться с родителями в беленьких носочках и сарафанчике. Думала, что обниму их, успокою и сейчас же вернусь в Москву. Они встречали меня, но я не узнала их и пробежала мимо. Они закричали. На крик я побежала обратно. Они оба были совершенно другими. У папы тряслись руки и рот, голова косо втянулась в плечи. Глаза, его глаза, похожие только на глаза Шекспира, померкли и выражали только страх и тоску. Мамины прекрасные чёрно-лаковые волосы, которые мы называли «палки», вдруг завились в мелкие колечки и стали грязного жёлто-серого цвета, как будто на них опрокинули муку. Я привезла папе папиросы, он затянулся, и первая улыбка блеснула на его лице. Они схватили меня за руки и больше не отпускали ни на шаг. Отсюда, без вещей, без денег, мы начали свой страшный путь по Сибири и Алтаю, разыскивая родственников, которые к этому времени уехали из тех краёв. Много ужасов видели мы, но последний этап был таким, что все страсти-мордасти Достоевского показались бы сладкими карамеличками.

            Эвакуированных, которых в любом городе называли «выковырянными», размещали насильственно в семьях, против воли хозяев, полагая, вероятно, что война скоро кончится. Мы попали в комнату, где жили родители, дети и внуки. Нам отвели угол на полу и кинули туда мешок. Люди здесь жили сытые, румяные, здоровые, говорили громко, ступали твёрдо и неуклонно богатели от войны, насосавшись выгоды от общего горя. К войне они относились благосклонно. Видеть это было невыносимо. Особенно страдал папа. Он молчал, чернел и таял.

            Вся ночная жизнь наших хозяев проходила громко и со смаком. Они вели себя как павианы. Какими длинными были эти ночи! Хозяин дома был страшнее всех. Глаза убийцы, шишковатый нос. Во время запоя он избивал жену, а потом ложился к ней в постель, крякал и улюлюкал блаженно. Когда он хотел покуражиться над нами, он придвигал стол к углу, где мы ютились. На стол ставились огурчики, капуста, жареная баранина, картошка, пироги, мёд и ещё много забытых нами вещей. Раздевшись догола, он брал балалайку и плясал перед нами, а потом садился за стол, чавкал,  рыгал, икал, кривя свой рот и давясь, наслаждаясь нашими тихими голодными слезами.

            Мы бы ушли, но куда? На улице 47 градусов мороза. А он ел без конца. Садист и бандит, он растягивал этот спектакль и повторял его каждый вечер. На работу нас не брали, даже дворником. Иногда удавалось выйти в кухню. Соседи ставили грязную посуду, иногда предлагали кусок оставшегося хлеба: «Берите, не жалко». – И мы брали, стараясь не смотреть друг на друга, стараясь забыть слово «объедки», стараясь выжить.

            Потом мне удалось вырваться из этого ада, но я тогда не знала, что не увижу больше папу. Бандит и убийца, хозяин, заметив, что папу знобит, вызвал санитарный транспорт. Его связали и повезли в сыпнотифозный барак. Там он погиб. Его сердце, выдержавшее столько испытаний,  не выдержало предательства. Будь проклят этот город и этот дом! Хозяин сделал то же самое с мамой, но она выжила.

            Старые жёлтые газетные фотографии сыграли свою особую роль. Через некоторое время мама просила и получила разрешение на выезд в Москву в Саратовском Горсовете. В те годы это было просто немыслимо. Кто-то хороший и отзывчивый, имея два документа – мамины слёзы и бессвязные речи, и мои жёлтые листочки, сделал это доброе дело. Он наградил нас обеих за мои прошлые концертные заслуги.

Дата публікації 14.10.2018 в 18:12

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: