авторів

1425
 

події

193674
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » tfany » РОДСТВЕННИКИ

РОДСТВЕННИКИ

01.09.1939
Москва, Москва, СССР

            Папа просил меня навестить его кузину. Говорил извиняющимся тоном, глядя вбок. – «Ты знаешь, она выродок в нашей семье. Жёсткая и очень надменная. Меня замучила. Говорит всем: приехала племянница-гордячка, юное дарование, знать нас не хочет. Пойди туда, я прошу тебя. А дядю Гришу ты сразу полюбишь. Светлый человек…». Ах, как не хотелось идти! Но папа!

Мы созвонились, и я в лучшем своём виде, наглаженная и надушенная, отправилась в путь. По дороге зашла в знаменитую кондитерскую в Столешниковом переулке. Купила свежих пирожных, которые тогда упаковывали в плетёную соломенную коробку, и поехала через весь город на трамвае. Наконец я нажал кнопку звонка, почему-то волнуясь.

Я знала, что моя тётка никогда не обременяла себя работой. Все силы молодого цветущего организма она отдавала сервировке изысканных ужинов, домашним тортам, романсам и походам в комиссионные магазины, где скупала антикварную посуду и одежду. У неё была дочь, такая же, как я, по возрасту. Дядя Гриша работал всегда очень много, иногда дома, так как был сердечником. Что именно он делал, папа не сказал, но улыбался таинственно.

Дверь открыла тётя, изумительно красивая женщина, золотоволосая, сероглазая, гибкая, обаятельная, в чёрном шёлковом кимоно с золотыми драконами. Она раскинула руки, не пуская меня в дом, - «Вши есть? - спросила она. – Не верю я этим общежитиям. Воображаю, какая там грязь!» Я была ошарашена такой встречей и сразу хотела уйти, но она засмеялась, вынула из кармана щётку, протянул её мне. – «Почисть свою одежду и проходи. Ванна налево. Воду я уже налила».

При всём моём смятении через минуту я уже раздевалась. Ванна всегда была для меня чарующей силой, желанным магнитом, моя награда, мой праздник. Потом я обедала в кухне. Тётка моя носилась, как пламя. Она делала всё одновременно: румянила утку, курила, напевала романс, говорила по телефону. На ней не было ни фартука, ни косынки. Но кимоно было свежим. Ни пятнышка. Так хорошо она владела своим телом, что не сделала ни одного лишнего движения. Никакой суеты и всё спорится. Редкая женщина так может.

Я вышла в большой холл. Спиной ко мне стояла девочка. Когда она повернулась, я чуть не заорала от восторга. Она была краше матери. Её только портило выражение лица – капризного и надменного. Между нами сейчас же встала тонкая ледяная стена. Посмотрев на меня, она сузила глаза и насмешливо протянула: «Так ты моя сестра? Что же ты вырядилась, как на сбор отряда – синяя юбка, белая кофта! Мама! Переодень её во что-нибудь моё, только старое» - велела она. А её мама в это время занялась своим туалетом.

В комнате зажжено было много ламп, она стояла нагая перед зеркалом и любовалась собой. Обернувшись ко мне, она пригласила войти и радостным голосом сказала: «Ты видела когда-нибудь совершенное женское тело? Ну, так смотри. А ты, школьница, уже сейчас толще меня. Что же дальше-то будет? Провинция!»

Меня вдруг страшно замутило, я поспешила к вешалке и быстро стала одеваться, но на моё плечо легла рука. Это был дядя Гриша. Мы посмотрели друг на друга, и он сразу ввёл меня в свою комнату. Ощущение тепла от его глаз, рук, пушистого серого джемпера, мягких тапочек было поразительным. В его комнате мне сразу бросились в глаза три телефона на столе. «А ведь он большой человек, огромный человек, государственный человек!» - с весёлым ужасом пронеслось у меня в голове, - «а такой скромный, такой уютный, такой домашний».

У него тоже были серые глаза, как у жены и у дочери, но они были наполнены теплом, добром и светом. Глаза женщин были льдистые… Болезнь подстерегала его. Он знал о себе всё и относился к жизни с величайшим терпением, грустью и иронией. Потом я поняла, как пронзительно он был одинок.

Между тем стали собираться гости в вечерних туалетах, мехах и драгоценностях. Список этих гостей явно составляла тётка. Сама она была неотразима в чёрном бархате и платиновых украшениях. Её дочь ничего не ела, ломала корочки и катала хлебные шарики. Когда принесли пирожные, она лопаткой соскребла крем с них к себе в тарелку. – «Ах, деточка!» - оживилась одна дама и угодливо засмеялась. – Ну, хоть крема немножко!» но моя сестрица, поковыряв ложечкой, бросила и это утомительное занятие. Я в упор посмотрела на дядю Гришу. Лицо его стало тяжёлым и красным. Извинившись, он вышел из-за стола. Я за ним. «Я прилягу, - сказал он. – Никого сюда не пускай.» Он положил под язык лекарство и лёг, держа меня за руку. Через некоторое время до меня донёсся его ослабевший голос: «Не суди слишком строго. Ты ещё не можешь это понимать. Приходи к нам обязательно».

Он ошибся. Я мгновенно всё поняла. Две женщины, которых он любил без памяти, не считали его за человека. Они только вытягивали из него деньги, деньги…

Когда я уезжала, тётя протянула мне пакет: «Будешь вспоминать нас. Заходи как-нибудь!»  – «Спасибо, как-нибудь!» – ответила я в её тональности.

В общежитии я подняла всех. В ночных рубашках они окружили стол. Пакет развернули. Это была та коробка из соломки, в которой я привезла пирожные. В ней лежали три куска пирога и чашка без ручки с облезлой позолотой. Я онемела, а девочки загудели все сразу: «Вот это тётка! Вот это стерва! Не бери в голову! Не ходи туда!»

Вскоре я узнала, что умер дядя Гриша, умер дома от сердечного приступа…         

Дата публікації 14.10.2018 в 18:10

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: