Когда детей распустили на вакацию, я стала бывать больше у тетушки и ездила с ней к деревенским соседям. Чаще других мы посещали семейство N... Там было несколько дочерей, подходивших к моему возрасту, хорошеньких, умненьких, бойких и живых. Их томили стеснительные нравы женщин того времени, и они отвоевали себе полную свободу, в убеждении, что независимая жизнь уравнивает положение женщины с независимым положением мужчины. Вопреки общественному приличию, они ездили одни по соседям, часто на беговых дрожках, без кучера, сами управляя лошадью, или, стоя на телеге, неслись на лихой тройке, скакали верхом, товарищески вступали в разговоры и споры с мужчинами.
Этого рода явления встречались и в других семействах. Я знала одну очень милую, умную девушку, которая думала уравнять права свои с правами мужчины, усвоивши их костюм и манеры. Утрами она надевала мужской халат, пила из стакана чай, курила трубку на длиннейшем чубуке. Обувалась в мужские сапоги, волосы стригла, покрой платья ее намекал на одежду мужчины. Приемы ее, разговор, голос -- все было подражание молодым людям. Вечерами она ходила по улицам в военной шинели и на вопрос будочников: "Кто идет?", отвечала: "Солдат". Собравшись вечером в гости к родным или близким знакомым, она надевала мужское платье, на голову фуражку, садилась верхом на дрожки и отправлялась. Эта удаль, это ребяческое подражание мужчине, это искание чего-то уже содержали в себе зародыш протеста против отживавшего порядка вещей.