Рядом с людьми, которых барские затеи состояли в псарне, дворне, насиловании и сечении, являлись типы, действительные типы того времени, которых затеи состояли в том, чтобы вырвать из рук розгу и добыть простор -- не ухарству в отъезжем поле, а простор уму и человеческой жизни.
Онегины истекали из Чайльд-Гарольда Байрона. Они были увлекательны своей романтичностью и резкой противоположностью с отживавшим барством.
Мы страстно желали видеть Пушкина, поэмами которого так упивались, и увидали его спустя года полтора, в Благородном собрании. Мы были на хорах, внизу многочисленное общество. Вдруг среди него сделалось особого рода движение. В залу вошли два молодые человека, один -- высокий блондин, другой -- среднего роста брюнет, с черными курчавыми волосами и резко-выразительным лицом. Смотрите, сказали нам, блондин -- Баратынский, брюнет -- Пушкин. Они шли рядом, им уступали дорогу. В конце залы Баратынский с кем-то заговорил и остановился. Пушкин прошел к мраморной колонне, на которой стоял бюст государя, стал подле нее и облокотился о колонну. Мы не спускали с него глаз, чтобы навсегда запечатлеть в душе образ любимого поэта.
Все окружавшее нас влияло на даровитую натуру Саши и возбуждало в нем множество новых мыслей и стремлений. Ему страстно хотелось сообщить их кому-нибудь, слышать их подтверждение, и он высказался Ивану Евдокимовичу. Молодой медик, полный того благородного либерализма, который нередко проходит с летами, с местом, с семьей, но, несмотря на это, оставляет на человеке печать достоинства, с упоением, с навернувшимися на глазах слезами обнял своего ученика, растрогался и сказал, что такие чувства должны созреть и укрепиться. Сочувствие было поощрением.
Свободное копирование
