Итак, 27 июля я был вызван в Ростов-на-Дону, в крайком ВКП (б) к 9-00, (по ул. Энгельса). Заседание происходило на 2-м этаже. Нас, вызванных для рассмотрения персональных дел, в количестве не менее 80 чел., разместили на узких проходах, составляющих как бы балкон по отношению к 1-му этажу, потолок которого отсутствовал. (Потолок 2-го этажа был общим для 1-го и 2-го этажей). По этим узким проходам шли к дверям, за которыми шло заседание. Время от времени партследователи вызывали ожидающих на заседание. Стульев или скамеек для сидения не было. В начале все стояли, ожидая своей очереди. Но когда утомились, постепенно стали садиться на корточки, как на Востоке, или даже прямо на полу прохода. Было очень жарко и душно (окна на первом этаже были закрыты, а в проходах на втором их не было вовсе). В оцинкованном баке была теплая вода, а рядом кружка, но ввиду жары, вода, хотя она была очень теплой, скоро закончилась, а новую никто в бак не подливал. До 17-00 еще можно было выходить из помещения крайкома, чтобы на ул. Энгельса напиться в киосках. Однако это было рискованно, так как в это время могли вызывать на заседание. Поэтому мучились от жажды или, рискуя отсутствовать во время вызова, выходили из помещения напиться. Но после 17-00 вообще запретили выходить из помещения: у выхода стоял часовой и требовал пропуск.
Настроение у всех вызванных было ужасно подавленным, оно все больше и больше ухудшалось по мере вызова на заседание отдельных товарищей. Не все вызванные на заседание возвращались к нам, некоторые выпускались в другие двери (говорили, прямо на слепые машины НКВД, названные народом "черным вороном"), мы их уже не видели. Те же, которые выходили к нам и через нас на улицу, сразу оказывались в окружении товарищей, с которыми были знакомы по ожиданию своей очереди. Все кидались к ним с вопросом: "Ну, как? Что спрашивают? Что сказали?" Обычно (почти во всех случаях) выходившие говорили, что у них отобрали партбилет, то есть исключили из партии. Не успевали расспросить побывавшего на заседании, как партследователи вызывали новых. Голод (многие с утра не ели), жажда, длительное, утомительное ожидание, тревожное состояние в связи с массовыми исключениями из партии и арестами, печальные рассказы выходивших из комнаты заседания и еще больше - исчезающие после вызова - исключительно накаляли обстановку, вызывали беспросветное угнетение и потерю надежды на справедливое решение. Многие ожидавшие решения своей судьбы делились с соседями, сидящими на полу. Помню рассказ одинокой коммунистки. Она рассказывала, как неожиданно утром рано пришли к ней работники НКВД, отобрали ее паспорт и предупредили, что она в суточный срок должна покинуть Ростов-на-Дону и выехать в отдаленный край Сибири (она назвала точный адрес, но я не запомнил). Там она получит назначение. Такие административные выселения в тот год происходили как в Ростове, так и в Краснодаре. Она приготовилась к отъезду из Ростова, соседям продала нехитрый скарб, продала также кровать, но попросила оставить ее еще на один день, чтобы она переспала. И вдруг после всего этого, вновь приходят к ней работники НКВД, возвращают ее паспорт и говорят: "Вы можете не ехать, имеете право остаться в Ростове" Спустя несколько дней ее вызвали на данное заседание для рассмотрения персонального дела. В чем оно заключалось, я, конечно, не знал.
Свободное копирование
