Как я уже отметил, наш аэродром находился в нескольких километрах от города. Штабные работники и летный состав ехали на аэродром на грузовых трехтонных машинах. Поднимались на кузов машины до 18 чел., мы обнимали друг друга и в стоячем положении ехали. Оборудованных для сидения скамеек не было, а о пассажирских машинах мы и мечтать в то время не могли. Но никому из нас в голову не приходило быть недовольным таким способом езды. Весь коллектив части жил дружно и думали лишь об укреплении обороноспособности нашей армии, о строительстве социализма в нашей стране. Нашу жизнь омрачали периодически возникающие неожиданные "разоблачения" и обнаружение "врагов" в нашей среде.
Однажды утром, как обычно, я забрался в кузов трехтонки, чтобы отправиться на аэродром, когда подошел ко мне начальник штаба части и сообщил, что мне нужно выехать в Ростов в Сануправление СКВО. Я долго допытывался: зачем я нужен сануправлению, но он все отмалчивался. Тем временем, мы уже приехали на аэродром. Начальник штаба пригласил меня зайти к себе в кабинет, где доверительно сообщил: "Кажется, вас будут демобилизовывать из РККА". Как ни просил, он ничего не добавил к сказанному. Я вернулся в город и очередным поездом выехал в Ростов, где жили родители моей жены и отправился в санотдел СКВО. Начальником санупра был, насколько помню, Тер-Григорян. Ему доложили обо мне, но он передал, что не может принять меня, предложив получить соответствующие документы о демобилизации и вернуться с ними в Краснодар, так как я освобождаюсь от военной службы. Надо ли говорить, как обидно и горько было для меня это сообщение? Я вновь попросил, чтобы меня принял начальник санупра, но тот вновь отказал. Я был очень взвинчен и возмущен всем происходящим, а потому, не отдавая себе отчета, подошел к двери Тер-Григоряна и энергично открыл ее. Тер-Григорян не ожидал этого, вскочил с места: "Вам сказали, что я не могу принять вас, почему врываетесь?!" "Мне сказали об этом, но я не уйду отсюда, пока Вы не сообщите, в чем дело? За что меня демобилизуют?" Увидев мою твердую решимость, Тер-Григорян смягчился, пытался заверить меня в том, что демобилизуют, удовлетворяя мою просьбу дать возможность окончить аспирантуру: "Ведь вы не хотели оставлять аспирантуру, не правда ли?". "Я-то хотел, - ответил я, - но вы ведь не посчитались с этим, сорвали меня с места, а теперь демобилизуете! Это же политическая дискриминация!"
Видя, что его "разъяснения" и уговоры ни к чему не приводят, Тер-Григорян вынужден был признаться, что "материал" поступил на меня из нашего же института. Я сразу заподозрил, что это работа Шулятева, который, проводив меня в армию, вслед подготовил материал, чтобы меня демобилизовали, показывая таким способом свою "архибдительность". Недаром его называли "Искариотом" по Беранже: "Тише, тише, господа, Искариот из Искариотов приближается сюда!"...
- Хорошо, - говорил я Тер-Григоряну, - допустим, поступил материал, но его нужно расследовать, а не демобилизовывать человека после 4-х месячной службы. Кстати, теперь приостановится работа высотной лаборатории авиачасти!
- Нет, мы не можем этим заняться. Вы поедете в свой институт, где вас знают, пусть там и разберут присланный материал, - заключил начальник Санупра СКВО.
Свободное копирование
