28 июля
<...> Днем в театре на репетиции «Предложения».
В.Э. затеял переделку водевиля. Обычно он, переделывая, только портит. Боюсь, что так же будет и на этот раз.
Вечером, во время «Дамы с камелиями», большой разговор с В.Э. «Дама» сегодня шла в первый раз. Инцидент с кошкой и котятами во время сцены «Исповедь куртизанки». Испуг и растерянность Райх, паника В.Э. и моя находчивость. В.Э. меня благодарит.
А произошло следующее: во время большого монолога З.Н. из крайней кулисы слева вышла кошка, несущая в зубах котенка. Публика начала смеяться. В это время мы с В.Э. находились в ложе напротив сцены, т.е. далеко. Он чуть ли не закрыл лицо руками, очевидно ожидая истерики нервной З.Н. Кошка шла прямо вдоль рампы и вдруг села как раз посредине, испуганно оглядываясь на обе стороны сцены. Видно, ее пугали с обеих сторон из-за кулис. Голос З.Н. уже начал дрожать. «Гладков, идите туда, сделайте что-нибудь», — шепчет В.Э. В зале смех все громче. Я стремглав бегу слева по коридору за кулисы, вижу Женю Мюльберга в гриме и костюме камердинера и говорю ему, чтобы он вышел «в образе» на сцену и унес кошку. Он так и делает. Аплодисменты. Монолог продолжается. Я возвращаюсь в ложу к В.Э. Он в восторге от моей выдумки и от того, что все обошлось. Спектакль идет с необычайным успехом. Конечно, был полный аншлаг.
В.Э. очень резко говорит о новом исполнителе роли Ломова Чистякове и обосновывает необходимость переделки «Предложения». Я рассказываю ему о сценарии о канале Волга — Москва; он сомневается во многом и говорит, что читал «Аристократов» Погодина и у него осталось ощущение «липы». Жалеет, что в ГосТИМе нет настоящего зав. труппой и говорит, что это «ключевая должность» в театре. Еще говорим, конечно, о жаре, о мизансценах «Дамы» и пр. Говоря об искусстве мизансценировки, В.Э. рассказывает о том, как он был на приеме у Карахана, когда к тому пришел японский дипломат, и как Карахан, сам сидя на высоком жестком стуле, посадил японца в мягкое, сразу низко опустившееся, кресло и тот оказался так низко, что психологически уже не мог разговаривать твердо. Говорим сначала в ложе, потом в каком-то кабинете и, наконец, выходим в сквер перед театром. В антрактах, как всегда, В.Э. ходит в уборную к З.Н.
Вернувшись домой, долго не могу заснуть. Волшебная летняя южная ночь. Лёжа дегустирую Хемингуэя. Вот писатель, увлечение которым, однако, не толкает на подражание. Пожалуй, он занял в моей жизни место Гамсуна. Что-то у них есть общее — это несомненно.
Опять думал об «Иногда».
Странно, что говоря с В.Э. на бесконечное множество тем, мне никогда не приходит в голову заговорить с ним о моих драматургических опытах: попросить его почитать, посоветовать и пр. Почти инстинктивно я избегаю всего, что могло бы нарушить бескорыстие моего к нему отношения, что могло бы повредить его явной симпатии и доверию ко мне. Это скорей инстинкт, чем расчет.
Я так счастлив частым и полным общением с В.Э., что боюсь подвергать его любому риску.
«Аристократы» — пьеса Николая Погодина (1934) о так называемой «перековке» заключенных на строительстве Беломорканала. То, что канал им. Москвы также строили заключенные, для того времени считалось в порядке вещей, и в 1930-е не отрицалось. Правда, акцент делался на том, что работают и «перековываются» в основном уголовники.