29 июля
Утром еду на пляж вместе с Костей Мейерхольдом (Есениным), Донским и Карельских. Возвращаюсь в театр к началу репетиции «Предложения». Она проходит довольно бурно.
В.Э. очень недоволен Чистяковым, репетирующим Ломова каким-то патологическим идиотом. После одного из показов В.Э., Чистяков что-то спрашивает. В.Э.: «Я уже показал, а расскажу хуже…» Чистяков снова задает вопрос. В.Э.: «Еще вопрос! Боже мой! Могу сказать одно — вы не заполняете своей игрой приготовленный для вас фон...» и далее: «Вы всё делаете нарочно. Прежде, чем делать мизансцену, почувствуйте ее возможность. Нет, нет!.. Все фальшиво!.. Сниму мизансцену! Снимаю! Стойте просто и говорите... Держите же состояние, а не позируйте...»
Репетиция идет плохо. Не знаю, что этому виной: то ли жара и атмосфера гастролей, то ли слабость исполнителей.
— Что за коршевский кабак?! — (это замечание В.Э. относится к Чистякову и Логиновой).
Когда на сцене быстрый темп под музыку (оркестр тоже репетирует), В.Э., сидя на месте, дирижирует оркестром всем своим телом. Он изумительно работает с оркестром, показывая смену темпов, вальсовые люфт-паузы, замирания и пр.
И снова вдруг, почти жалобно: «Товарищи, да пожалейте же меня. Все замечания приходится дублировать. Ведь так я умру от разрыва аорты... Нет, не так! Картинки смотрите! Надо смотреть Домье и Гаварни! У меня есть. У Эйзенштейна больше. К нему поезжайте!.. (крича) — Картинки надо смотреть!.. — (смотрит на повторение куска и снова взрывается) — Нет, не хочу отвечать за коршевский водевиль! Вы играете только одно примитивное содержание, а о форме и не думаете, а надо дать умное содержание в блестящей форме!..»
В.Э. фантазирует о будущем театре, пронизанном музыкальностью, с дирижером у пульта.
Увлекшись, В.Э. показывает такие ритмические краски и эффекты, что оркестранты стучат смычками в знак восторга.
Рассердившись, В.Э. снимает поцелуй Чистякову и Логиновой.
— Ну, чем же я виноват, товарищи?..
Ставит заново концовку и переделывает, как балетмейстер, танец, сам страстно и лихо танцуя кадриль.
На репетицию заходит З.Н. и, увидя, что у В.Э. мокрая рубашка, просит его больше не показывать...
Очень интересная репетиция, несмотря на нервность, все же творческая.
После иду обедать с Сашей Барановым и молодым норвежским режиссером, приехавшим вслед за В.Э. из Москвы. Говорят, что он миллионер, страстно увлекшийся театром.
Вечером с Варшавским на футболе на стадионе «Динамо», а после ужин там же в ресторане. Совсем поздно захожу еще в кафе, что против цирка и флиртую с Катей, хорошенькой официанткой. Провожаю ее. Она тоже кокетничает напропалую.
Все эти дни по радио и в газетах — развитие испанских событий.
Но Киев так хорош, и Днепр, и чудесное лето, и так много хорошеньких женщин, и так захватывающе интересно работает В.Э. (даже когда нервничает, как сегодня), что очень трудно настроиться на трагико-эпический лад, хотя, конечно, дело с Испанией более чем серьезно.
Еще я отдыхаю от скинутого в середине июля бремени своей полувыдуманной драматической любви. «Я теперь свободен от любви и от плакатов»... Не знаю, что будет дальше, а пока просто легко и хорошо...
Константин Сергеевич Есенин (1920–1986) — сын С.А.Есенина и З.Н.Райх, родившийся после того, как Есенин ушел к А.Дункан.
Донской — актер ГосТИМа, был занят в эпизодических ролях.
Свободное копирование
