Я был убеждён, что С.-З. армия потерпит крушение, и боялся за участь Ревеля. Поэтому я решил взять с собой моё серебро, уложенное в громадный деревянный ящик. Как же это было протащить через пост? Ясно было, что серебро эстонцы не выпустят. Я попросил адъютанта Юденича за ; часа до отхода «Lake Fray» подъехать в автомобиле к шпитфабрику, где был этот ящик, забрать его и полным ходом пройти через пост, рассчитывая, что пост не остановит военных. На «Lake Fray» мною было всё подготовлено, чтобы ящик поднять на борт. Там он немедленно исчез бы. В назначенный час я стоял в подъезде шпитфабрика в большом волнении. Что если пароход уйдёт без меня? Адъютант действительно опоздал, но всё же подъехал. Громадный ящик был взвален на автомобиль. Мы подоспели к пароходу в минуту отхода. Проскочили мы на полном ходу мимо часовых.
В Данциге я купил два чемодана, переложил серебро в них и благополучно вынес из гавани через таможню. После неимоверных усилий мне удалось получить от американцев, а потом и от англичан, пропуск через их оккупационную линию на Рейне. Распрощавшись с моими американскими спутниками, я выехал в Берлин. Но предварительно я в Данциге убедился, что весь экипаж «Lake Fray» состоял из мошенников.
В Берлине я у военного агента Бранта выяснил, что французской визы мне никак не достать, и решил ехать без визы, на основании английской, чего, как я потом судил неоднократно, было достаточно. Тогда же мне это казалось слишком рискованным. Я запросил Щербачёва. Тут же я написал Щербачёву доклад обо всём, что я видел, сущностью которого было, что С.-З. армия непременно обречена на гибель и что Англия делает всё, чтобы её погубить. Перед отъездом я зашёл в гостиницу, где жил Штральборн. Тут я нашёл его, представителя аэропланной фирмы и капитана в страшном волнении: деньги в Стокгольмский банк не были внесены. Фирма отказывалась выдать аэропланы. «Lake Fray», на которую капитан собирался погрузить аэропланы противозаконным образом (все немецкие суда отказались взять военный груз из Германии в Эстонию: это было против Версальского договора), не могла откладывать рейса, предписанного «Food commission». Капитан заявил, что он в таком случае бросает Штральборна в Германии и, забрав свои 250 франков, отказывается от дела.
Все набросились на меня, умоляя их спасти. Я всё же отказался бы, если бы не два соображения. 1)Риск не быть пропущенным через Рейн. <2) вычеркнуто редактором> Наконец, в Ревеле меня просили, если я паче чаяния не уеду по железной дороге, а вернусь обратно в Ревель, привезти для Красного Креста медикаменты из Германии. Я ведь предпринял эту утомительную и рискованную поездку, чтобы из Ревеля привезти деньги и стать в Париже на собственные ноги. Вместо этого я нашёл дома ещё более, чем моё в Париже, тяжёлое положение. Так я возвращался с пустыми руками, если не считать деньги Щербачёва, которые я взял с собой. Но то были русские царские рубли, т.е. ничтожная сумма, из-за которой поездка не могла считаться успешной.
Переменив планы и оставив серебро у Фриды, я поехал закупать медикаменты. Вышло запрещение продавать таковые за границу. Пришлось отыскать аптекаря, который согласился. Тот содрал с меня втридорога. Медикаменты были уложены в чемоданы. Я на автомобиле в сопровождении Фриды их доставил на вокзал. Весь вопрос был не будет ли ночью ревизия вещей. Мне повезло. Часть чемоданов я отдал в багаж. Когда я в Данциге, где бывал менее строгий контроль, пошёл получать их из багажа, я к своему ужасу увидел рядом с моим чемоданом лужу лекарственной жидкости. Помимо того, края чемодана были в проникшем изнутри белом лекарственном порошке. Чемоданы лежали на самом видном месте! Один из чиновников ходил кругом и с подозрением смотрел на чемодан. Я въехал в Германию без визы, а тут такая штука!
Я побежал на улицу, нашёл какого-то мальчика, пришёл с ним обратно, навалил на него два чемодана и с двумя другими вышел на главную улицу. Но идти дальше было невозможно, т.к. выливающаяся жидкость должна была попасть на остальные медикаменты и испортить всё. Я втащил чемодан в ворота обождать и поехал купить новый чемодан, чтобы переложить в него неиспорченное. Прибегаю обратно и обнаруживаю, что не приметил номер дома, где оставил мальчика. Мальчик мог уйти и украсть вещи. Но я его, к счастью, нашёл и без дальнейшего инцидента переложил вещи. От моих чемоданов пахло страшно. Идти так на таможню значило попасться.
Я взял номер в гостинице и сказал, что я доктор, чтобы предупредить вопрос о запахе. Хозяин решил использовать столь удобный случай, чтобы получить рецепты на все болезни для себя и всех знакомых и родственников. Положение моё делалось весьма неприятным. Как я, наконец, оттуда выбрался и доставил вещи на пароход – я забыл, только помню, что это было сопряжено с величайшим риском. Когда я очутился в конце концов на пароходе, я почувствовал, что совершенно истрепал свои нервы. Меня ожидали сюрпризы, каких и свежий человек не выдержал бы.
Я узнал из достоверного источника, что капитан с участием всех чинов «Lake Fray» украл значительную часть казённого американского груза и продал его частным лицам в Данциге. Когда это выяснилось и я хотел слезть, поручив купленное старшему «офицеру» с просьбой продать всё Балтийскому Красному Кресту, на пароход поднялся капитан с девицей – писаной красавицей – и приказал отчалить. Допущение на казённый пароход девицы указывало на то, что капитан решился на что-то отчаянное. Этот поступок обеспечивал ему судебное следствие и тюремное заключение. Я не сомневался в том, что капитан, бросив Штральборна в Германии, постарается получить деньги для расплаты не с фирмой, а для себя лично, и со своей возлюбленной исчезнуть.
Свободное копирование
