В это время приехали из Ревеля два «инженера» для «закупок» во Франции для армии Юденича. Они заявили, что «умеют поехать обратно». Оказались эти инженеры двумя ревельскими жидами без должности – некий Пумпиальский и некий <пропуск для фамилии>, - которые нелегальными путями приехали для личной спекуляции. Они от какого-то отдела Управления Юденича действительно имели поручение узнать о погрузке во Франции материалов для армии. Я их отыскал не без труда и узнал, что американцы посылают один из пароходов <от> «Food commission» в Ревель, на котором везётся бензин и 12 грузовых автомобилей для Юденича. С большим трудом я нашёл то американское учреждение, которое ведало этим делом. Дальше дело пошло по-американски.
Решающий этот вопрос молодой человек за свою ответственность решил мне позволить поехать с этим пароходом. Меня же посадили в автомобиль и повезли с одного американского учреждения в другое, без просьб с моей стороны. Через час у меня было всё, что нужно для американцев, - но ни одной визы ни в одно государство. Американцы мне заявили, что этого, пока я у них, и не нужно. Так я и уехал в St. Nazaire, где отыскал пароход «Lake Fray» и пошёл к капитану, вместе с «инженерами»-жидами. Он на нас посмотрел и спросил, умеем ли мы варить, хотя знал, что я генерал, а те – «инженеры». Получив ответ, что нет, он ответил, что это жаль, т.к. ему нужен повар. Я решил, что он не совсем нормален. Место нам было обещано, причём один из евреев, молодой и наглый, был помещён в одну кабину со мной, а другой решил ехать сухим путём и исчез. Это большое для меня счастье, т.к. оставшегося было достаточно, чтобы испортить мне нервы своей наглостью.
Уехать пришлось не сразу. Погрузка затягивалась. Я вернулся на несколько дней в Севр. Такой жары, какая была в St.Nazaire, я никогда не испытывал.
За день до нашего выхода в море были обнаружены адские машины в соседнем пароходе, грузившем тоже военное снаряжение для белых армий. Было очень много рабочих-большевиков. Имея громадные грузы бензина, такая возможность была для «Lake Fray» неприятной перспективой. Мы первые дни были несколько озабочены.
Через 1 ; дня мы прибыли после основательной качки в Англию. Там надо было грузить уголь, чем надеялись изменить положение центра тяжести. Благодаря тому, что груз прибыл разновременно и капитан не знал, какой ещё придёт груз, тяжесть попала наверх, а лёгкий товар лежал внизу, что называется «top hary». Пароход, по мнению капитана и команды, мог опрокинуться при сильной качке, если хотя бы часть груза сдвинулась бы с места. Дальше мы попали в Гамбург, где нагружали часть груза для Данцига. В Данциге мы его нагружали для польской «Food commission», и только через 20 дней мы, наконец, добрались до Ревеля. Имея слабое сердце, я уже от одной качки должен был устать, но к этому ещё прибавлялось волнение, которое возрастало по мере длительности поездки. Когда же я вернусь? Если на дорогу в одну сторону прошло столько времени, что за это время могло случиться с моими детьми, женой, К.О.?
Я должен был пойти к Розену, там забрать Щербачёвские деньги и повидаться с Юденичем. Всё это возбудило меня пойти на риск и проникнуть в город. Взяв от капитана записку, в которой было сказано, что мистеру Валю разрешается оставить корабль на несколько часов (что, конечно, не могло иметь никакой силы для эстонцев), я под руку с настоящими американцами пошёл к посту, который неоднократно уже смотрел бумаги остальных и знал их в лицо; нас пропустили. Побежав к Розену и выяснив, что у меня в банке нет ни гроша собственных денег, а, напротив, срочный долг в 20 000 марок, дав знать Елене о своём приезде, я пошёл к Юденичу.
Адъютант отнёсся очень подозрительно к моему заявлению, что я приехал для личных переговоров с Командующим армией, но, взяв моё предписание и исчезнув на некоторое время, он вновь появился и меня повёл в комнату, куда вскоре пришёл большой тучный генерал Юденич. Он понравился мне своей простотой и отсутствием фанфаронства. Это содействовало тому, что мы через ; часа стали разговаривать, как старые знакомые; он мне весьма ясно охарактеризовал отчаянное положение, в котором находились части, составлявшие – скорее, фиктивно входившие в – его армию. Тут было эстонское правительство, танцевавшее под дудку англичан Гофа и Марча; тут же сформировалось либеральное С.-З. правительство с Лианозовым и некоторыми весьма подозрительными социалистами министрами; тут же и было противодействие всех фиктивно подчинённых начальству, создавших свои отряды и не желающих признать авторитета откуда-то взявшегося Юденича. Фактически можно было говорить только о корпусе Родзянко, как о чём-то действительном. Выходило, что штаб армии сидел над штабом корпуса: начальник на начальнике без других функций. При таком положении фронт и правительство были обречены на неминуемую гибель.
Всё, что я слышал, подтверждало моё убеждение относительно предательской роли англичан в отношении русских. Юденич это высказывал открыто; - но что было ещё делать? Он зависел от англичан. За громадные деньги англичане достали партию аэропланов Юденичу и эстонцам. Эстонские аэропланы были в порядке, аэропланы Юденича имели моторы, не принадлежащие к аппаратам. Русский приёмщик отказался принять их. Назначили комиссию. Через большой срок было решено передать дело английским лётчикам. Последние заявили, что аэропланы великолепны. Когда же потребовали от них, чтобы они сделали полёт, англичане отказались. Кончилось тем, что аэропланы не сделали ни одного полёта. То же было и со снарядами, и с грузовыми автомобилями, с танками и всем прочим. Никто не смел и не имел возможности об этом заявить, т.к. высшей инстанции не существовало. Между тем эстонцы получали всё в полном порядке и смеялись над идиотской ролью, которую приходилось разыгрывать русским, вынужденным делать вид, что англичане их союзники. Англия была заинтересована в том, чтобы никто не ездил из Парижа в Ревель и обратно. Я был единственным военным, проникшим туда и обратно.
Поручение Щербачёва относительно Геруа Юденич обещался исполнить.
По просьбе капитана «Lake Fray» я попросил Юденича, чтобы за доставку американских грузовиков он дал бы этому капитану мелкий орден. Несмотря на то, что американцам запрещено принимать, а тем более – носить – иностранные ордена, капитан с этим приставал. Юденич согласился. Было решено, что я с ним приду на следующий день и его представлю. Он получил награду.
С адъютантом я переговорил относительно того, как обставить мой приезд законным образом, не может ли штаб Юденича мне выдать какой-нибудь вид. Это оказалось настолько сложным при весьма натянутых отношениях штаба с Эстонским правительством, что адъютант настоятельно отсоветовал и уверял, что и так сойдёт. Действительно, вечером я вернулся на «Lake Fray» без инцидента.
Свободное копирование
