Я давно поняла, что при всей суровости нашего лагеря, Особого, номерного, каторжного, режим в нем не шел ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить узникам Колымы в 37-м и других годах сталинского большого террора, им, случайно уцелевшим мученикам пыточных допросов тех лет. Подтверждение своим мыслям нашла в прозе В. Шаламова, в его «Колымских рассказах». А однажды в журнале «Знамя» № 7 за 1990 год прочла его письма А. И. Солженицыну, где были совершенно недвусмысленные формулировки. Речь о той публикации, когда со стихами, ранее, вероятно, не публиковавшимися, и несколькими короткими рассказами в рубрике «Литературное наследие» были опубликованы и письма Шаламова Солженицыну, который тогда еще не разрешил напечатать свои письма автору публикации И. Сиротинской. Впрочем, мне не это было важно, а оценка Шаламовым повести «Один день Ивана Денисовича», которой и посвятил он свое большое и очень подробное письмо. Именно в нем я нашла подтверждение своим догадкам о том, что наши номерные лагеря по сравнению с теми, давними, справедливо оценивались Шаламовым как «курортные» (так же, как по сравнению с нашими лагерями — «курортным» был знаменитый Карлаг, но об этом ниже).... Вот и Анна Владимировна (наша бывшая заключенная) утверждает, что Солженицыным описан наш Джезказганский лагерь, все невероятно похоже...
Абсолютно схожи были не только промышленные пейзажи за стенами лагеря, весь распорядок и режим, настроения и отношения заключенных. Конечно, надо сделать поправку на то, что Иван Денисович был крестьянином и «закаленным» зеком, выдержавшим Ижму, прежний страшный лагерь (об этом много рассуждает сам Шаламов в письме к Александру Исаевичу). Стоит оговориться, что мы сидели в женском лагере, где не было подобных Цезарей Марковичей и «кавторангов», да и «фитилей»- я не помню в нашем лагере (здесь надо сделать еще одну поправку, биологическую — и опыт страшных наших и фашистских концлагерей, и блокадный опыт Ленинграда убедительно доказали, что женский организм много выносливее мужского, так как самой природой предназначен к вынашиванию и сохранению ребенка)...
Да, конечно, прав Шаламов, что наш «регламентированный» 10-часовой рабочий день по сравнению с их ненормированным, точнее, нормированным выполнением задания, а не временем, проведенным на объекте, не идет ни в какое сравнение, и то, что у нас жестоко следили за чистотой — дважды в год (если не четыре — подводит память...) весь лагерь выгоняли с вещами за зону, невзирая на погоду: шла инвентаризация лагерного имущества — у нас ведь были простыни и полотенца, матрасные и подушечные наволочки, нижнее белье и одежда (и попутно тщательно шмонали, обыскивали). В зоне, в свою очередь, вместе с дезинсекцией тоже шел очень подробный, обстоятельный шмон в бараках, именно при таком обыске и пропало запрятанное в щели моей вагонки то письмо Гиви Чавчанидзе, которым я очень дорожила, и которое мы с ним между собой называли «кредо».
Свободное копирование
