Когда Витя Урин, с которым мы тогда были добрые приятели, рассказал мне о возможности уехать в редакцию, я загорелась — вот он, еще один случай, еще один шанс вернуться на войну, пусть даже вольнонаемной... Думаю, что, наверно, не последнее место в этом желании занимала жившая во мне потребность все узнать, испытать самой. Эта писательская потребность, не всегда осознаваемая, чаще интуитивная, всегда во мне жила и позже заставляла меня вызываться мыть пол в вагонзаке, а в эшелоне, везущем в лагерь, — дежурить ночью в теплушке...
Вот почему, отдав ключи от своей комнатенки Вите Урину, которому негде было жить в Москве, кроме институтского общежития (а пребывание в нем очень осложняло возможности личной жизни), и попрощавшись с друзьями, я назавтра уехала из столицы. (Помню замечательную прощальную вечеринку у красавицы Норы Футорян, ставшей впоследствии известным писателем-анималистом Норой Аргуновой, вечеринку, устроенную в честь моего ухода на войну — с большой кастрюлей традиционного студенческого винегрета, разномастной случайной посудой для еды и питья и замечательным, волнующим настроением. Нора жила в комнатенке, вроде моей — метров 6-8 квадратных, — половину которой занимала тахта.) Отличие от моего жилья заключалось в том, что это была комната для домработницы в большой наркоминдельской квартире, где прежде жили Норины родители, тоже репрессированные в 37-38 годах. В отличие от меня, ее никуда не переселили, а просто выделили ей эту комнатку. Дом был почтенный, старый, красивый. В нем до переезда на Смоленскую площадь размещался Наркоминдел — в одном крыле, в другом — жили семьи некоторых сотрудников. Сейчас в этом здании на углу улиц Лубянка и Кузнецкий мост разместился Конституционный Суд РФ.
Со мной вместе собрался вольнонаемным корректором и мой товарищ поэт Леня Чернецкий. Он был белобилетником по причине спондилита (был горбат), но та самая писательская потребность все увидеть и узнать, о которой я уже писала выше, была свойственна не мне одной.... Она заставила хромого и тяжело больного поэта Анисима Кронгауза прорваться корреспондентом «Комсомолки» на Сталинградский фронт, а горбатого Леню Чернецкого поехать со мной во фронтовую редакцию, и в этом ничего удивительного по тем временам не было. Все увидеть и узнать самому — было естественной профессиональной потребностью... Вот почему погожим осенним утром мы с Леней сели каждый в кабину громадных фургонов студебеккеров. В кабину головного сел капитан Зись, и мы отправились во фронтовую редакцию 5-й танковой армии «За отвагу».
Свободное копирование
