* * *
Это и был рассвет... Через четверть часа это стало ясным. Итак, положение было такое. До берега несколько миль. Шаланда течет бешено, весла почти не работают. Ветерок, хотя слабый, но противный. При этих условиях высадиться на большевистский берег можно было только через несколько часов, то есть при полном свете дня.
Это было явно невозможно. Поэтому, пустив в море все ругательства, какие можно было изобрести!, мы решились на позорное отступление.
Отступать, но куда? .. Конечно, на Тендру. Правда, придется идти совершенно неопределенное количество времени с этими веслами я с этой течью, но у нас есть некоторые шансы, что мы найдем «Альму». «Альма» обещала ждать меня некоторое время в море в определенном пункте.
Мы взяли по компасу это направление. Шли, шли, шли, как нам казалось, бесконечно долго. Тупо гребли и обреченно выкачивали ...
Солнце сияло, когда мы, наконец, ее увидели. Да, это была. «Альма», — безобразная «шмата», скользящая наседкой... Но как приятно было ее увидеть. Словно дом родной.
«Дым отечества», впрочем, не вился над нею. Еще приятнее было, когда от «Альмы» отделилась какая-то точка и явно стала приближаться к вам с большой быстротой, на глазах увеличиваясь в размерах ... Ясно было, «С.К.4» спешил к нам на помощь. Кто-то там, очевидно, внимательно смотрел в бинокль, если разглядели вас с такого расстояния...
***
Репатриированные на борт «Альмы», мы решили так: будем высыпаться, a «Speranzy» в это время починят. В четыре часа вечера мы будем пытать счастье снова, благо «Альма» должна еще побыть в этих водах.
Но когда, отpемонтиpованную «Speranzy» на талях спустили на воду, вода забила по всем швам.
Ничего не будет... Это ее «С.К.4», когда вчера тащил на буксире, растянул. Ведь, она гнилая ...
Подошел командир «Альмы». Осмотрев, он сказал:
— Если вы непременно хотите покончить с собой, то у меня есть в каюте револьвер. Приятнее и сухо.
Хохол - матрос подошел к борту и уставился на шлюпку... Потом сказал негромко, не обращаясь ни к кому:
— Це сама смерть, — цяя шаланда... — И отошел от борта.
***
Я понял, что действительно ничего не будет. Я сказал командиру «Альмы», что отступаю. В это время показался аэроплан. «Альма» приготовилась к бою, но оказалось, что это наша «гидра». Единственная, которая была на Тендре. Она вылетала в особо важных случаях.
Зажужжав на все шмелиные напевы, гидра зашуршала по воде недалеко от «Альмы» и затем беспомощно, какими-то самодельными движениями, подползла к борту.
Из авиаторских пеленок вылезла голова, которая оказалась знакомым профилем лейтенанта К.
Оказалось, что «патриот» беспокоится, что сделалось с «Альмой» и с прочими.
Мы немедленно собрались в обратный путь. «Гидра» приготовилась лететь, но ничего не вышло. Вычертив со свирепым рычанием несколько пенных полосок на поверхности моря, мотор окончательно дал понять, что ничего не будет. Тогда решили идти кильватерной колонной: то есть собственно шла «Альма» и буксировала «С.К.4», он буксировал гидру, а гидра — «Speranzy».
Когда мы подходили к маяку, не скрывавшему на этот раз насмешки, налетели неприятельские «гидры». Начался бой во всех направлениях. Несчастная «Альма» трепетала по всем швам, потому что- то «носовое», то «кормовое» потрясали ее дряхлеющий корпус.
Все это было очень занятно, продолжалось довольно долго и, как водится, никаких последствий не имело: обе стороны разошлись восвояси без потерь.
* * *
После неудачной попытки индивидуального действия, т. е. вдвоем с Вовкой и на полугнилой «Speranze», я решил вступить на «коммунистический» путь, то есть действовать сообща с другими.