Тендеровский рецидив - 1

Тендеровский рецидив

(Драма в трех действиях с прологом)

            В общем, как-то все складывалось так, что до извест­ной степени я мог себя почитать свободным oт общественных дел. Правда, и главком, и А. В. Кривошеин желали, чтобы я писал в «Великой России». Но это как-то не клеилось. Я написал две статьи «О дороговизне» и замолк В сущности говоря, в данною минуту мне не то, что- не чего было сказать, но я чувствовал более, чем когда-либо, что молчание — золото.

            Много времени спустя, как-то отвечая на одно открытое письмо, П. Н. Милюков написал:

            «С ужасом прочел я о том, что вы появились в Крыму...».

            Если бы П. Н. Милюков видел, что я делал в Севасто­поле, он не ужасался бы.

            Зато у меня были свои личные дела, о которых надо было подумать.

            Я ломал голову над тем, как помочь несчастному Эфему, захваченному чрезвычайкой. И придумал такой способ.

***

            Я выпросил у главнокомандующего отсрочку одного приговора. Это был видный большевик, пойманный в шпионаже и имевший по документам, захваченным при нем, серьезные связи Я также получил разрешение главнокомандующего послать от своего имени радио председа­телю «Украинского Совнаркома» Раковскому.

            11 августа из главной радиотелеграфной станции пошла телеграмма следующего содержания

            «Через председателя Одесской Чрезвычайной Комиссии председателю Совнаркома Украины Раковскому.

            «В Севастополе военным судом приговорен к смертной казни такой-то. Предлагаю обмен на арестован­ного Одесской Чрезвычайной Комиссии такого-то. В случае согласия, об условиях телеграфировать туда-то. Подпись».

            Большевистская радиостанция в Николаеве приняла эту телеграмму и дала «расписку», по терминологии радио­телеграфистов Харьков тоже, по-видимому, принял; но расписку не дал.

            Кажется, это был первый случай за всю войну белых с красными. Жизнь за жизнь... Я ждал ответа первые дни лихорадочно. Ответа не было. Потом напряжение стало спадать и, наконец, надежда погасла. Тогда я решил действовать другим путем...

***

            И это тем более, что...

            Я жил тогда на «Рионе» ... Приятно жить на судне. В особенности в то время, когда там почти никого не было. Весь огромный корабль был почти пустынный... На всех падубах, спардеках и мостиках можно было дышать воз­духом и солнцем...

            А вечером как приятно было возвращаться «домой» из города... По тесным крутым каменным лестницам, за­тем по набережной, беспрестанно спотыкаясь через при­чальные канаты, потом по бесконечному понтонному мо­сту, переброшенному через бухту... В конце его, на том, берега, до самой поздней ночи всегда горят огоньки-свечечки, вроде как под вербы или под Пасху.  Это там та­кой своеобразный базарчик, — он торгует чуть ли не всю ночь...

Тут за триста рублей можно съесть вкусную котлету или выпить стакан молока. И винограда по l 000 рублей фунт — сколько угодно.

            Потом идешь какими-то мрачными закоулками, среди замолкших черных мастерских и складов.    Иногда тут останавливает охрана, но вежливо.   Наконец, подхо­дишь к тому месту, где- темной громадой виднеется «Рион».

            Кричишь

            — На «Рионе»..

            Через некоторое время ответ:

            — Есть на «Рионе».

            — Подайте плот.

            — Есть подать плот

            Что то плескает по воде, очевидно канат, подходит ми­ниатюрный паром, и через несколько минут подымаешься по трапу «Риона»  Проходишь все ни знакомые пере ходы и, «наконец, в полной темноте находишь внизу стою каюту.

            Правда, простынь нет, подушек нет, одеяла тоже нет, спишь на каком-то брезенте, но это неважно. Научились обходиться и без этого, -лишь бы чисто.

            Крысы? ...                               

            К ним быстро привыкаешь. Однажды они сволокли у меня целый хлеб в свою преисподнюю ... И митинго­вали при этом нещадно.

***

            Я проснулся оттого, что там происходило что то в коридоре. Было абсолютно темно и зажечь нечего. Кто-то ходит, что-то спрашивает по каютам  Женский голос. Вдруг расслышал свою фамилию.

Кто-то шарит по стене на ощупь, постучался ко мне

            — Вы здесь, Василий Витальевич Я вдруг узнал ее.

            — Лена.

            Это была жена Эфема

            — Ну, наконец, я вас нашла... Я прямо с парохода Из Варны. Там узнала, что вы спаслись... А он где?..

***

            И я должен был ей оказать

            Всю ночь она билась у меня в руках... Ах, прокля­тый мир — ты слишком жесток...