Севастополь - 5

* * *

            Я ушел от главкома успокоенный и бодрый. В этом человеке чувствовался ток высокого напряжения. Его психологическая энергия насыщала окружавшую среду и невидимыми проводниками доходила до тех мест, где началось непосредственное действие. Эта непрерывно вибрирующая воля, вера в свое дело и легкость, с какой он нес на себе тяжесть власти, власти, которая не придавливала его, а, наоборот, окрыляла, — они-то и сделали это дело удержания Тавриды, дело, граничащее с чудесным...

            Я вспомнил, как в начале этого года, еще в Одессе с А. М. Драгомировым и В. А. Степановым мы зажгли «Диогенов фонарь» и искали человека ... Мы никого не нашли тогда, кроме генерала Врангеля, но дальнейшие события показали, что наш выбор был правильным.

            У раскрытого окна, из которого видна красивая севастопольская бухта, мы беседовали с А. В. Кривошеиным.

            — Когда меня призвали, я думал об одном: хотя бы клочок сохранить, хотя бы, чтобы кости мои закопали в русской земле, а не где-то там ... Клочок для того, чтобы спасти физическую жизнь, спасти всех тех, кого не дорезали... Не скажу, чтобы я очень верил в то, что это удастся... Я бы и совсем не верил, если бы я не верил в чудеса... Но чудо случилось... мы не только удержались. мы что-то делаем, куда-то наступаем... то, что со­вершенно разложившейся армии вдруг на самом краешке моря удалось найти в себе силы для возрождения, — это чудо... И что бы ни случилось, я всегда буду считать это чудом...

            Он стал нервничать. Я сказал:

            — Это правда... ведь в Россиибывает... но что же дальше?

            —Дальше... Прежде всего, вот что: одна губерния не может воевать с сорока девятью. Поэтому, прежде всего, не зарываться. Надо всегда иметь перед глазами судьбу наших предшественников. Деникин помимо всяких дру­гих причин, прежде всего, не справился с территорией. Мы наступаем сейчас, но помним — memento Деникин.

            — Если так, то где же предел наступления?

            — Необходимо держать хлебные районы, то есть, север­ные уезды Таврии.

            — Мне кажется, что удержать эту линию не удастся... Ведь настоящего фронта нет. Это не то, что война с нем­цами. Поэтому нас непременно или увлекут на север, или сомнут к югу до естественной границы ...

            — Да, конечно ... Но хлеб нам нужен ... Рассматривайте это, как вылазку за хлебом... Ведь если больше­вики называют генерала Врангеля «крымские ханом», то следует принять тактику крымского хана, который сидел Крыму и делал набеги ...

            — Но зимовать в Крыму?

            — Конечно...  К этому надо быть готовым... Надо ждать...

            — Ждать, чего? ..

            — Одно из двух ... Или большевики после всевозможных эволюций перейдут на обыкновенный государствен­ный строй—тогда, досидевшись в Крыму до тех пор, пока они, если можно так выразиться, не опохмелятся,— можно будет с ними разговаривать. Это один конец...

Весьма маловероятный ... Другой конец,—это так, несомненно, и будет, — они вследствие внутренних причин, ослабеют настолько, что можно будет вырвать у них из рук этот несчастный русский народ, который в их руках дол­жен погибнуть от голода... Вот на этот случай мы должны быть, так сказать, наготове, чтобы броситься на помощь... Но для того, чтобы это сделать, прежде всего, что надо? Надо «врачу исцелися сам». Это что значит? Это значит, что на: этом клочке Земли, в этом Крыму, надо устроить человеческое житье. Так, чтобы ясно было, что там вот, за чертой, красный кабак, а здесь, по сею сторону,— рай не рай, во так, чтобы люди могли жить. С этой точки зрения вопрос «о политике» приобретает огромное значе­ние. Мы, так сказать, опытное поле, показательная станция. Надо, чтобы слава шла туда, в эти остальные губернии, — что вот там, в Крыму, у генерала Врангеля, людям живется хорошо. С этой точки зрения важны и земельная реформа и волостное земство, а главное, приличный адми­нистративный аппарат.

            — Насколько это вам удается? ..

            — Ах, удается весьма относительно... Дело в том, что ужасно трудно работать ... просто нестерпимо... Ничего нет... Можете себе представить бедность материальную и духовную, в которой мы живем.            Вот у меня на жилете эта пуговица приводит меня в бешенство, — я вторую не­делю не могу ее пришить. Мне самому некогда, а больше некому ... Это я, глава правительства, — в таких усло­виях. Что же остальные? Вы не смотрите, что со стороны более или менее прилично, и все как по-старому. На самом деле, под этом кроется нищета, и во всем так... Тришкин кафтан никак нельзя заплатать. Это одна сторона. А духовная — такая же, такая же бедность в людях!..                      

            Он опять стал очень нервничать. Да, положительно надломилось что-то в этом человеке. Выдержит ли? Ка­жется, не выдержит ...

            — Но все-таки как-то мы держимся, и что-то мы де­лаем. Трагедия наша в том, что у нас невыносимые со­отношения бюджетов военного и гражданского. Если бы мы не вели войны и были просто маленьким государ­ством, под названием Таврия, то у нас концы сходились бы. Hopмальные расходы у нас очень небольшие жили бы. Нас истощает война. Армия, которую мы содержим, совершенно непосильна для этого клочка земли. И вот причина, почему нам надо периодически, хотя бы набе­гами, вырываться ...

            — Ах, лишь бы только не зарваться...

            — Да, да, конечно... Я же вам сказал «memento Деникин»...

* * *

            Итак (с моей, по крайней мере, точки зрения) и главком и его помощник рассуждают совершенно правильно. Но удастся ли им? Удастся ли удержаться, чтобы не зарваться и, делая выпад, не подставить себя? Здесь требуется очень смелое, но очень осторожное фехто­вание ...