А жизнь между тем подбрасывала новые сюрпризы.
Однажды, вернувшись из какой-то командировки, я отправился в магазин за продуктами, где и узнал в очереди о произошедшем перевороте и о ГКЧП. Стало очень тревожно. Хотя было понятно, что эти люди, не пользующиеся никаким авторитетом, не смогут удержаться у власти, но натворить бед они успеют. Было понятно, что своим выступлением гкчписты окончательно похоронили надежду на сохранение хоть в какой-то форме Советского Союза. Возникла реальнейшая угроза гражданской войны, превращение народов разваливающегося СССР в наших врагов. Вернувшись домой, узнал о том, что в Москву введены танки. Жена отправилась в центр посмотреть, что делается там. Вернулась домой она только к вечеру, возбужденная и с горящими глазами. Но забежала она только переодеться, сказав, чтобы ее не ждали. Удерживать жену было бесполезно. Вечером, когда по телевизору сообщили о происходящем у “Белого дома”, стало понятно, что она там. Началась бессонная ночь тревожных ожиданий. Основным источником сведений оттуда стало “Эхо Москвы”. Казалось, штурм и захват “Белого дома” неизбежны. Какая-то надежда появилась, когда сообщили, что подошедшая колонна танков присоединилась к защитникам “Белого дома”.
Утром пришла жена и тут же легла спать. К вечеру снова стала собираться туда же. Пообещав, что я вернусь домой, чтобы не оставлять дочь одну, отправился ее провожать. Вокруг “Белого дома” была обстановка военного лагеря. Из вновь пришедших формировали отряды и отправляли их на дальние баррикады. По радио передавались тревожные сообщения о том, что в Москву входят новые части для штурма, и, чтобы их остановить, к ним отправляется Глеб Якунин. И вот тут мне показалось, что я вновь становлюсь объектом политической игры, сознательного нагнетания обстановки. Другим ощущением было то, что те, кто находиться внутри дома, опасаются не столько штурма, сколько окружающих дом людей, и что, если штурм состоится, и эти люди попытаются укрыться там, именно их в первую очередь обстреляют те, кто находился внутри здания. Понятно, что с таким настроением оставаться там не имело смысла, и я уехал домой.
Дома, включив радио, я почувствовал стыд за те мысли, которые у меня возникали там, особенно после гибели ребят у Смоленской площади, но было уже поздно. Утром, когда появилась жена, я старался быть особенно внимательным. Наверное, такие ощущения были во время войны у мужей, которые оставались в тылу, и чьи жены были на фронте.
Вечером я вновь вместе с женой отправился к “Белому дому”. К зданию не пропускали многочисленные кордоны, но слова жены: “он со мной” были пропуском на все окружающие “Белый дом” участки. Лилю там знали все. Ведь она появилась у “Белого дома” одной из первых, и когда стало ясно, что людей слишком мало даже для того, чтобы сомкнуть цепочку, вместе с другими отправилась в центр собирать народ. Когда возникла мысль отправить женщин с баррикад, она уговорила не делать этого, считая, что только это может предотвратить штурм. Она нашла для себя дело, которое было особенно необходимым в этот момент. Выпросив в каком-то из соседних домов ведро, она организовала раздачу горячего чая, за которым приходили из окружавших “Белый дом” отрядов.
Командир отряда медиков, к которому она в основном и примкнула, рассказывал мне позднее, что в один из самых напряженных моментов, когда был выключен свет, ждали штурма, а недалеко батюшка читал молитвы, ему действительно стало очень страшно. И тут он увидел Лилю, окруженную как цыплятами, сбившимися вокруг нее, молоденькими девочками.
-Если пульки будут лететь оттуда, – объясняла она – то ложиться нужно с этой стороны, а если с другой, то с этой.
- А если они будут лететь со всех сторон?
- Тогда лучше всего забраться в фонтан.
Ответом был дружный смех, и, вид смеющихся девчонок сделал страх уже как-то неуместным.
Мне, конечно, очень хотелось остаться там, среди этих великолепных, красивых людей. Я понимал, что здесь сегодня самое главное место в России, а может быть и в мире. И сегодня ночью все решится и решится победой. Но морального права на это я не имел. Ко мне в полной мере относились бы слова, обращенные утром следующего дня к подошедшему к ним Филатову, которые Лиля напомнила ему, когда именно он вручал ей медаль “Защитник свободной России”:
- А Вы здесь не стояли.
Когда выяснилось, что я уезжаю, меня обступили молоденькие девчонки и ребята. Мне протягивали телефоны, чтобы я позвонил домой, родителям. Все три дня они не уходили отсюда, так как понимали, что из дома больше их не выпустят. Я с удовольствием выполнил порученную мне миссию.
Я с благоговением смотрел на этих людей, действительно совершивших подвиг. Сегодня их пытаются обвинить чуть ли не в развале СССР, но ведь сделали это как раз те, кто и старается переложить свою вину на других. Они же просто сделали наш расход цивилизованным, предотвратив гражданскую войну и связанные с ней беды. Ну а то, что далее процесс пошел не тем путем, как хотелось бы, то разве в этом их вина. Ведь никому не придет в голову обвинять участников отечественной войны, спасших мир от фашизма, а Россию от полного разрушения, в том, что их победой воспользовалась сталинская клика. И то, что война, которую они вели, оказалась трехдневной, и погибло в ней всего три человека, а не три миллиона, было тоже их заслугой.
Свободное копирование
