Началась подготовка к лагерному сезону. Директором нашего пионерского лагеря была назначена Нина Макаровна Сорокина, которая работала у нас завхозом и умерла совсем недавно. Она уговорила меня согласиться стать старшим пионервожатым в эту лагерную смену. Сказалась ностальгия по моей пионерской работе в институте. И вдруг в моей нижней комнате появляется наш главный инженер Николаев.
- Анатолий Иванович, в парткоме про Вас рассказывают какие-то страшные вещи, - сказал он. - Я, конечно, возражаю против Вашей поездки в лагерь, но к этим разговорам я не имею никакого отношения и всячески защищаю Вас.
Через некоторое время с теми же словами пришел наш секретарь парткома Баженов. Я ничего не понял, но через некоторое время меня вызвали в Комитет для утверждения в качестве старшего пионервожатого. Андриешина на заседании не было. На вопрос одного из членов Комитета о том, что кто-то принципиально возражает против моего назначения, последовал ответ, что это секретарь Комитета Андриешин, который считает, что меня нельзя допускать до этой работы, так как я выступил открыто против некоторых членов политбюро партии. Вот во что обернулось моя нечаянная фраза, брошенная на заседании комиссии.
Комитет комсомола меня поддержал, но партком это решение так и не утвердил, что было для меня несомненным благом. Но после этого, как анекдот, по всему институту ходили разговоры о том, что Рымкевич выступил против Молотова, Кагановича и Ворошилова, а Андриешин разоблачил его. Так что срыв тщательно подготовленной политической акции мне так и не простили.
Свободное копирование
