Однажды, когда я был дежурным по лагерю, я зашел в радиорубку и услышал сообщение об аресте Берия. Похоже, что призрачные надежды на перемены к лучшему начали реализовываться. Я с удовольствием врубил радио на весь лагерь. Воспринималось все это не столько с радостью, сколько со страхом. Страх вошел в подсознание людей.
Помню разговор с моим педагогом. Она жила где-то рядом с семьей Берия и никак не могла представить, что все ужасы, которые про него рассказывали, правда. Мне тоже представлялось мало вероятным, что единственным виновником того кошмара, который творился со страной оказывался только Берия, обманывающий Сталина, который так доверял ему.
Уже тогда у меня стало складываться двойственное отношение к Берия, которое со временем только укреплялось. Относясь к Берия предельно негативно, я нисколько не выделял его из всей банды руководителей, окружавших Сталина. Он был не чуть ни лучше, но и не хуже их. Ведь весь этот террор и кошмар, творившийся со страной, начал не он. Террор был начат при Дзержинском, был продолжен Ягодой, доведен до своего апогея при Ежове и во главе всего этого всегда был Сталин. Более того, приход в НКВД Берия ознаменовался освобождением большой группы арестованных. Во время войны террор был относительно ослаблен по сравнению с предыдущими годами. Относительно полезной была деятельность по созданию “шарашек”. Начало же послевоенных процессов было уже связано не столько с ним, сколько с Абакумовым и Игнатовым. Да и “дело врачей” прекратил тоже Берия. Для меня Берия является мерзостью, но не большей, чем все остальные.