Воспоминания о виденном, слышанном и испытанном - 29

 Относительно фабрик Закревский с самого начала его вступления стал принимать различные стесняющие производство меры приводя в основание их устранение наплыва в Москву рабочего люда, сокращение потребления дров и воспрепятствование порче воды и воздуха; в этом направлении он на первых же порах сделал распоряжение о немедленном уничтожении имевшихся на реках плотов, без которых в то время фабрики набивные и красильные существовать вовсе не могли. Помню, что когда фабриканты, имевшие при их заведениях плоты на Москве-реке в Хамовнической части, явились к нему с просьбой по этому предмету (я слышал это от участвовавшего в том В.А. Ганешина), то он, не давши объясниться, крикнул на них: "Что же вы хотите, чтоб вам позволили морить народ? Я не позволю". И когда некоторые из явившихся, указывая на невозможность при уничтожении плотов существования их фабрик, обратились к нему с просьбой о дозволении утруждать ходатайством о том Государя Императора, то он, не слушая их, с тем же азартом продолжал: "я не позволю, не позволю"; между тем, по сделанному ему внушению свыше, приведение такой крутой меры в исполнение было отсрочено официально на год, а затем оставлено негласно совершенно; тут, как было слышно, помогали до некоторой степени бывший гражданским губернатором Иван Григорьевич Сенявин, не разделявший образа действий Закревского и имевший случай сообщать об его резких выходках в С.-Петербург. Далее Закревским были введены крайние стеснения к передаче заведений от одного лица другому, даже незначительных по объему и действовавших посредством ручной работы. Распоряжения его такого рода коснулись однажды и нас; в 1819 году, по освобождении у нас фабричного корпуса, отдававшегося тогда внаем под ткацкое производство, корпус этот был взят в аренду имевшим в Москве фабрику И.Г. Кашириным; руководствуясь существовавшим дотоле порядком, он перебрался к нам (фабрика была небольшая - станов на 50) и подал прошение о переводе; но в разрешении этого ему было отказано, вследствие чего он в течение 3 месяцев производил работу с закрытыми на улицу ставнями (имевшимися при окнах), что, конечно, было совершено не без ведома местной полиции и далеко не безвозмездно, после чего, однако же, он должен был выбраться. Затем, по представлению Закревского, последовало издание в 1849 году существующего поныне закона, воспрещающего устройство не только в Москве, но и в уезде, бумагопрядилен, шерстопрядилен и некоторых др. фабрик, оказавшегося давно не соответствующим общему положению дела и в следовавшее после издания его время нарушавшегося многократно в отдельных случаях, частью через комитет министров, частью обходом его через испрошение разрешений на устройство фабрик под другими названиями; тем же законом было закреплено распоряжение Закревского о подаче ему полугодичных сведений о состоянии фабрик, давным-давно не исполняемое (вначале он принимал эти сведения, так же как и всякие прошения, лично - это его интересовало; посылать по почте признавалось тогда невозможным, а в канцелярии его приема не было). Потом был учрежден особый комитет для наблюдения за фабриками и заводами под председательством назначенного генерал-губернатором лица, давно уже прекративший свою деятельность и совершенно забытый (о нем было вспомянуто лет 15 назад, и возникла мысль об его восстановлении; но воскресить его было признано бесцельным, и потому возникшее предположение оставлено окончательно, а при издании позднейших фабричных законов упразднение его получило надлежащее утверждение); наконец, тем же законом всем содержателям существовавших уже фабрик и заводов было предписано испросить разрешение на продолжение действий тех заведений, что, конечно, влекло за собой расходы и давало возможность к кормлению; такие требования стали предъявляться еще до издания того закона и, по распоряжению Закревского, были выведены из городской и Мясницкой частей все находившиеся там аппретурные заведения, исключая Кириллова (в Зарядье), Константинова (в Ипатьевском переулке) и Самцова (возле церкви Спаса на Глинищах), хотя такие заведения паровой силы не употребляли, а близость их к рядам (они находились большею частью в Зарядье) имела существенное значение как для них, так и для отдававших в отделку товар; переселены же они были преимущественно в Лефортовскую часть. Точно так же, еще до издания закона 1849 года, Закревский ввел обязанность подачи ежемесячных сведений о количестве находящихся на фабриках рабочих с означением числа прибывших, выбывших и остающихся; сведения эти доставлялись назначенным для каждой части липам; по Басманной части исполнял такую обязанность содержатель пивоваренного завода (в Сыромятниках) Н.Ф. Мамонтов; на мою долю выпадало доставлять ему такие сведения; но это продолжалось недолго. Остается еще сказать, что вскоре после того был учрежден комитет под председательством самого генерал-губернатора по делу развития торфяной промышленности; при выдаче разрешений на открытие, так же как и на продолжение действий фабрик, стало поставляться обязательным употребление вместо дров торфа, которого между тем вовсе почти не было, и имевшийся был далеко не везде пригодным для такой замены; торговал им чуть ли не один Я.М. Никитинский, добывавший его из Сукина болота (за Симоновым монастырем); мера эта, однако же, вызывала необходимость и для не располагавших возможностью употреблять торф иметь для вида кучу его, делавшегося, конечно, от лежания на дожде совершенно негодным к употреблению. Самый комитет тот оказался, видимо, мертворожденным; что он делал, я не знаю, но лет поболее 10 назад явилась почему-то мысль восстановить его; я был приглашен на заседание его по должности председателя отделения Совета торговли и мануфактур; но о прежней деятельности его, как оказалось, не нашлось почти никаких сведений; на том дело и стало.

Многое из приведенного выше впоследствии выяснилось: для получения разрешений на открытие фабрик стало требоваться отправление к посреднице Марье Михайловне П-кой с известным приношением, выражавшимся при делах некрупных в 3 сотенных; в других случаях посредником стал являться камердинер графа Матвей Иванов, с которым было можно отделываться меньшей суммой (100 руб.).

Это - выдающиеся случаи из отношений Закревского к целому купеческому обществу, а также и к отдельным членам его, составлявшие для последних в то время обычное явление; между тем можно привести на память частные эпизоды из его действии, могущие служить дополнением для характеристики того положения, в котором находилось население столицы.