Старожилам московским хорошо памятно то нелегкое для Москвы время, когда после долгого управления столицей благодушного князя Д.В. Голицына, слывшего в последние годы при разговоре о нем просто под названием "светлейший", и состояния, хотя и кратковременного, в той же должности также весьма добросердечного князя А.Г. Щербатова, правителем Москвы был назначен знаменитый граф А.А. Закревский. С первыми появившимися слухами о таком назначении вспомнился известный многим образ действий его в бытность министром внутренних дел, когда им, как говорилось, был подвергнут телесному наказанию один из городских голов, пошли толки о предстоящей грозе, которые и не замедлили подтвердиться тотчас же по вступлении его в новую должность. Граф Закревский был прислан, как сообщалось, для того, чтобы "подтянуть" Москву. Но если это было даже и так, то в каком отношении могло это требоваться в 1810-х годах? Закревский, видимо, принял это во всей широте такого выражения. Первое, на что он обратил свой натиск, были старообрядцы и купечество, из последнего в особенности фабриканты и заводчики - одним словом, люди, в то время более нежели далекие от чего-либо имеющего политическое значение. Страх в этой среде сделался общим; каждый, пользовавшийся мало-мальски известностью, ждал ежечасно, что явится казак (как это тогда делалось) с вызовом по какому-либо доносу или жалобе на суд графа; образовалось повсюду шпионство; власть полиции усилилась - квартальные надзиратели стали, под разными предлогами, чаще и чаще обходить дворы, в особенности такие, где помещались фабричные заведения, и собирать дань; выработалась каста привилегированных ходатаев, имевших доступ к генерал-губернаторскому управлению; из среды близких к графу людей явились посредники, занявшиеся ловлей рыбы в мутной воде; рабочему народу была дана возможность являться со всякими жалобами на хозяев прямо в генерал-губернаторскую канцелярию; вследствие этого в среде рабочих возникло возбуждение и они при всяких недоразумениях, ранее прекращавшихся домашним образом, стали обращаться к хозяевам с угрозами, что пойдут жаловаться "граху" (как они называли Закревского); престиж хозяйской власти был поколеблен совершенно, а всевозможным доносам и жалобам не было и конца; вызовы на личную расправу стали делаться и на утро и на вечер, при этом вызванным нередко приходилось по 5, 6 часов дожидаться со страхом решения своей участи, не зная даже повода, послужившего к вызову. Внушавшийся страх усиливался тем более господствовавшими слухами, что Закревский был снабжен бланками и потому мог принимать небывалые репрессивные меры; такие слухи находили для себя подкрепление в произведенной им внезапно высылке сына торговца Эйхеля (молодого человека) в Колу за учиненный им в немецком клубе беспорядок, заключавшийся в посыпке чемерицей пола в танцевальном зале. Хотя образ действий Закревского и стал впоследствии несколько мягче, в особенности с наступлением нового царствования, тем не менее присущий ему деспотизм находил постоянное место для своего проявления.
Дерзость в обращении с являвшимися к Закревскому лицами была отличительной чертой в его действиях; с лицами купеческого сословия он вел разговор обыкновенно на "ты" (я помню поэтому, что когда отцу моему пришлось, вскоре по выходе Закревского, подавать прошение заменившему его графу С.Г. Строганову, то отец, передавая о деликатности в обращении, указывал на то, что гр. Строганов говорил на "вы"). Требование унизительного раболепства, оскорбительного для каждого порядочного человека, не находило границ; в подававшихся прошениях, требовавших удовлетворения в силу закона, писалось об оказании "особой милости", "начальнического милостивого внимания" и т.п.; выражалось постоянно гнусное подобострастие; недоставало лишь, наподобие употреблявшегося в давно прошедшее время, наименования себя полуименами, с эпитетами "холопов", "людишек" и др. такого рода. Закревский был тип какого-то азиатского хана или китайского наместника, самодурству и властолюбию его не было меры; он не терпел, если кто-либо ссылался на закон, с которым не согласовались его распоряжения. "Я - закон", говорил он в подобных случаях, и это выслушивалось не одним каким-либо лицом и неоднократно, а многими и при разных обстоятельствах. Отношение Закревского к дворянству и различным привилегированным корпорациям мне из личного опыта не было известно; не стану касаться и отношений его к старообрядцам по незнанию их в подробностях; я ограничусь лишь сообщением материалов для характеристики того времени на основании сведений из купеческого быта.
В то время городских учреждений, подобных нынешним, не существовало; во многих случаях исполняемое ныне городом отправлялось тогда купеческим обществом, средства которого были, однако же, весьма ограниченны; доходы с имуществ были крайне незначительны; при являвшихся пожертвованиях, в которых встречалась потребность в силу чрезвычайных обстоятельств, их не доставало на покрытие текущих расходов по делам призрения и образования; в 1848 году, по случаю холеры, венгерской войны и др. причин, вызывавших расходы со стороны купечества, оно было вынуждено прибегнуть даже к установлению на 3 года особого сбора, тем более что Закревский тотчас по вступлении своем начал "в сильных выражениях" (так значится в приговоре уполномоченных московского купеческого общества) изъявлять городскому голове негодование свое на недостаточность употребляемых купечеством (добровольно жертвуемых!) средств на сказанные надобности и, таким образом, новые расходы возникали беспрестанно.
Для получения подробных сведений относительно занятия отдельными лицами более выдающегося положения в среде купечества и обладания более значительными средствами он взял орудием письмоводителя купеческого отделения Дома градского общества (нынешней Купеческой управы) Вас. Гр. Некрасова, состоявшего там на службе в течение долгого времени и потому знавшего точно быт купечества. Некрасов, находясь на службе у купеческого общества, явился тогда, помимо этого, соглядатаем от генерал-губернатора за всем происходившим в среде купечества; несколько лет спустя он перешел совсем на службу в генерал-губернаторское управление.