Назавтра он заехал за нами на большой открытой машине. Как мне показалось, Маяковский сделался менее скован и закрыт. Он купил в Сочи пачку фотографий Судакевич. В годы немого кино она была очень популярна. По дороге нам встречались грузовики, в которых ехали комсомольцы. Они узнавали поэта, кричали ему: "А, Маяковский!" Он останавливал машину, выходил и всем раздавал фотографии Анель Алексеевны. Потом мы следовали дальше, снова Маяковскому кто-то встречался, просил автограф, и снова он вручал фото кинозвезды.
В Гагры мы приехали задолго до концерта. Он был назначен под открытым небом. Помню какую-то эстраду, перед ней стояли длинные скамьи. А чуть в стороне располагался ресторан с балконами, в типично грузинском духе. И эти балконы выходили на эстраду. Маяковский предложил нам зайти в ресторан, выпить чаю с коньяком. Ну, думаю, это он для подкрепления, на стакан чая - для аромата - ложечку коньяку. С официантом Маяковский заговорил по-грузински, и тот сразу повеселел, пообещав достать замечательного коньяку. Коньяк действительно вскоре явился на стол. И Маяковский пил так: делал глоток чая, выпивая сразу полстакана, а потом доливал стакан коньяком и снова делал глоток. Мы же налили по чайной ложечке. Так что весь замечательный коньяк Маяковский выпил один.
Потом начался концерт. Народу собралось много, около тысячи человек. На эстраде стоял небольшой стол, на столе - бутылка боржоми. Маяковский вышел и сел на стул, перемахнув ногой через спинку. Публика сразу засмеялась. Потом он вынул из бокового кармана уже знакомый мне металлический стаканчик и стал вытирать его носовым платком. Кто-то крикнул: "Товарищ Маяковский, а ведь носовым платком негигиенично вытирать стакан!" Маяковский, не взглянув на этого человека и продолжая трудиться над стаканом, ответил: "Вашим - негигиенично, а моим - гигиенично!" Раздался взрыв хохота. Маяковский налил себе боржоми и выпил. И снова кто-то крикнул: "А какая разница между вами и Пушкиным?" "Прочтите - узнаете!" - был ответ. Вдруг к его ногам упала роза. Он взглянул на нее и не поднял. Тогда с ресторанного балкона раздался тонкий старушечий голос: "Товарищ Маяковский, это я вам кинула!" Он поднял глаза. "Ах, вы - тогда другое дело!" Поднял розу и положил перед собой на стол. И снова ему крикнули из зала: "Вот вы были у нас в Саратове, товарищ Маяковский, а ведь рабочий класс ваши стихи не понимает!" Маяковский спросил: "Это кто же рабочий класс, вы?" - "Нет, не я, а рабочий класс! Вас даже тухлыми яйцами закидали!" "Тухлыми яйцами - не помню. А вот солеными огурцами - помню", - ответил Маяковский.
И такая перепалка шла почти все время, пока Маяковский не начал читать стихи.
В тот вечер он читал много, щедро, читал великолепно, и они вдруг дошли до меня, пронзили, стали моими на всю жизнь, гладиаторские стихи Маяковского...
Успех нарастал, но среди публики сидел какой-то нахал, который все время мешал поэту, выкрикивая: "Плохие стихи!" Маяковский рассердился: "Вот что, вы мне надоели! Вам не нравится, уходите!" Нахал развязно отвечал, что купил билет и может сидеть сколько угодно. Маяковский сказал: "Я вам отдам деньги, давайте мне ваш билет!" Тот поднялся, отдал Маяковскому билет и получил с него деньги. "Ну, кто еще? Подходи! - обратился Маяковский к остальным. - Каждому буду отдавать, кому не нравится!" Но, конечно, никто больше не подошел. А главное - не ушел и тот человечек. Маяковский крикнул ему: "Нет, уходи вон!" Но тот упорствовал и сидел. "Тогда я не буду больше читать!" - заявил Маяковский. Тут поднялся шум, десятки рук подняли этого типа и выкинули его вон.
Концерт продолжался, и, помню, я всем существом ощутил, какая это воловья работа - поэт Маяковский! В этот вечер он завоевал даже тех, кто не понимал и не принимал его стихов. Но чего ему это стоило!
Позже, в воспоминаниях Лидии Сейфуллиной о Маяковском, я прочитал, что однажды, когда они вместе выступали в такой же вот бурной обстановке, он глазами попросил ее, взмолился - взять слово, чтобы дать ему хоть маленькую передышку. Это были глаза затравленного орла, писала Сейфуллина.
Помню, что-то подобное брезжило и в моем сознании в тот вечер, сквозь весь огромный успех Маяковского, особенно у молодежи, сквозь все овации, сквозь его собственную мощь и гениальность.
Поздно вечером он довез нас домой.
Свободное копирование
