- Ну, а в госпитале чем занималась?
- Сначала санитаркой была. Не буду я про это рассказывать. Не могу. В кино показывают, там и посмотришь. Это невозможно вспоминать.
Взрослые, сильные, красивые мужчины умирали. Да в таких муках… А ты ничего сделать не можешь. Нам главврач как-то сказал: «Девочки! Миленькие! Для солдатиков наших ваша нежность и ласка сильнее любого обезболивания. Подойдите, по руке, по щеке погладьте, поговорите. Да поцелуйте мальчика молоденького. Он, может быть, и не целовался никогда. К солдатику взрослому подойдите – у него доченька такая же дома осталась. Дайте перед смертью им ласку, заботу, внимание. Легче им так умирать будет».
Мне семнадцать было. Я никогда с мальчиками не целовалась. Да и папы у меня не было. Стеснялась я очень. Но понимала, что прав наш врач.
После таких рассказов мама плакать начинала. А я уходила. Тоже не выдерживали нервы.
- Мамуль! Ну а что еще про госпиталь запомнила?
- Да я все помню. Рассказывать сил нет. Второй раз такое пережить не смогла бы.
Мне не нравится, что в кино все больше показывают, как медсестры влюблялись и романы вертели. Не знаю. Может, кто и влюблялся. Нам с девочками некогда было. Да и какие романы, когда сердце от жалости разрывалось. Может быть, я слишком молоденькой была. Или уж все тяжело переносила. Не знаю…
Но вот скажи мне, пожалуйста, ну какая может быть любовь после того, как всю ночь трупы в машину загружаешь.
- Какие трупы? И почему ты загружала?
- Наташа! Ты даже представить не можешь, сколько людей умирало. А грузили мы – санитарки да шофер. А кто еще грузить будет? Врачам так доставалось, что они шатались от усталости. Медсестры тоже своим делом заняты. Здоровые мужчины на фронте. Другие уже с ранениями в госпитале. Не было мужчин. Вот мы и грузили.
Ты даже представить не можешь, каким тяжелым становится человек после смерти. А они умирали не вымученные и иссушенные болезнями разными. Они молодыми, сильными, крепкими мужиками умирали… И очень тяжелыми были. По 30-40 трупов за ночь грузили. Это в кино не покажут. Это ж не про любовь.
Но именно тогда надорвалась и позвоночник свой повредила. Мне врач вставил позвонки. Но так и сказал: «Да, девонька! На всю жизнь память у тебя об этом не только в сердце останется, но и в позвоночнике твоем». Он такой хороший был, этот доктор, что главврачу госпиталя рапорт написал про меня. Про травму мою. Именно поэтому меня перевели на кухню. Кастрюли, конечно, тоже тяжелые, но это же не 70 килограммов, которые надо с земли поднять, чтобы в грузовик положить.
- А разве не в гробах хоронили?
- Это в кино в гробах хоронят. А мы их так, голыми, в последний путь провожали. Шофер говорил, что в ямы укладывали и закапывали. Сама не видела. Не знаю.
Не расспрашивай ты меня про госпиталь. Не могу про это.
Я всегда врачам поражалась, как они много лет это выдерживают. Это характер особый иметь надо. Точно. К такому привыкнуть невозможно. Это люди особенные. А я что? Обычная девушка из деревни. Только горной.
Но вот точно знала, что врачом быть не смогу. Да и ты такая же. Мы сильные, но в другом.
Все. Не спрашивай больше о госпитале. Да и не верь всему, что в кино показывают. Про сплошную любовь на войне особенно не верь.
Я смотрю фильмы и думаю: не так все было. Не нравятся те фильмы, в которых в мелочах врут. Ну не было на войне круглолицых и упитанных. Все были худые, измученные, уставшие. Все недоедали. Все недосыпали. Радостные были. Пусть редко. Но были. А вот нестриженных, холеных и розовощеких мужиков я на фронте не видела. Врут. Поэтому и не смотрю фильмы о войне, где мужики мордатые. Это кино про другую войну. На которой я не была.
Свободное копирование
