- Мамуль! Ну, тебя же не призвали в армию? Ты же добровольцем была?
- Да, добровольцем. Только кто с моей волей считался. И кто на войну по добру идет?
Госпиталь готовили к эвакуации. Немцы наступали. Меня в эвакуацию не брали. Только врачей и медсестер. Я Толе написала. Ну, брату своему. Дяде Толе.
Он для меня и мамой, и папой, и братом, и подружкой был. Когда мама умерла, мне 8 лет было, а Толе 14. Сестры вообще меня выгнать хотели. Никак не могли успокоиться, что я незаконнорожденная. Но Толя не дал.
Тогда меня к отцу отправили. Он большой начальник был. Директор санатория. В шляпе ходил. Встретил хорошо, только заплакал. Да все говорил: «Я всю жизнь только маму твою любил».
Платья купил, куклу подарил. А еще матросочку. Я по санаторию ходила, а мне все улыбались. Только жена его очень злилась. Тогда я чувствовала это, но не понимала почему. Потом поняла, когда самой муж детей от другой жены в дом привел. Но ваш папа хоть развелся. А мой отец женат был. И какой жене понравится, чтобы муж при живой жене ребенка от другой женщины в дом привел. Папина жена меня не била, не обижала. Нет. Но мне так плохо там было, в этом городе. Хотя Сочи - красивый город.
Мне на Мзымту хотелось, в горы хотелось, к собачке моей. Да и без Толи мне плохо было. Сбежала я от отца. Жалею иногда. Может быть, жизнь моя иначе сложилась. Все его дети выучились, все высшее образование получили. Не то, что я.
Так вернулась домой. Сестры пускать не хотели. Но Толя настоял. Осталась я дома. Ты же знаешь, там кладбище рядом. К маме часто бегала на могилку. Расскажу ей все…
- Мамуль! Так что же с призывом в армию?
- Так что же с армией? Толе написала, чтобы спросить, что делать. Может быть, добровольцем на фронт уйти? Толя ответил: «Иди. Ты будешь среди своих. Немцы к Кавказу подходят. Вдруг займут. Иди. Уж с голоду точно не умрешь и к немцам под оккупацию не попадешь. Только честь свою девичью береги». Толя строгий был. Но и добрый очень. Он меня всему научил: как костер разжечь, как рыбу ловить, как в горах ориентироваться, как драться. Всему. И знала я всегда, что меня только брат любит.
Ты сейчас опять скажешь, что не о том я. Но уж как вспоминаю, так и рассказываю.
Госпиталь уехал на восток, а я на юг. В Адлер поехала. В военкомате заявление написала. Только там уже не сказала, что в госпитале работала. Побоялась, что опять в какой-нибудь отправят. А еще не сказала, что курсы снайперов окончила. Тоже испугалась чего-то. Решила так: попаду в армию, осмотрюсь, тогда и скажу.
Все бумаги оформили и сказали, что через четыре дня надо явиться. Решила в Поляну (так мама всю жизнь называла Красную Поляну) съездить. Тогда туда автобусы не ходили. Но мне повезло. Километров пятнадцать прошла всего. Села на попутку и доехала. Дом пустой. Никого нет. Пришла к Нине. Ну, ты знаешь, тетя Нина, старшая моя сводная сестра. Сказала, что через три дня ухожу на фронт. Она так заплакала.
- Почему тебя призывают? Ты девочка совсем. Не отпущу. Я пойду в военкомат. Да что же это?
Я тоже реву. Потом объяснила, что сама, добровольно.
- Да я тебя сейчас ремнем за такое добровольство излуплю, - кричит.
- Нина! Не ругай меня. Я у Толи спросила разрешения. Он сказал, что можно.
Все объяснила, рассказала. Наплакались мы, потом успокоились. А через два дня пошли в Адлер. Дошли.
- То есть, как это дошли? От Поляны до Адлера 60 км.
- Но мы то через горы, то по ущелью Мзымты. Так короче. На рассвете вышли, а к ночи дошли до тети Шуры. Без вещей, налегке. Там опять плакали, всех вспоминали. А в 6 утра надо было быть на призывном пункте.
Ты знаешь, как я Нине всю жизнь благодарна была, что она меня провожала в тот день. У всех там мамы, сестры, братья. Да и я не одна была. А ей потом в Поляну опять пешком возвращаться надо было. Уже одной.
Вот такой я доброволец, доченька. Мне стыдно сейчас об этом говорить. Но для меня армия тогда спасением была. В тылу я никому не была нужна. А вот армии нужна оказалась. Так и стала вынужденным добровольцем. В марте мне 18 исполнилось, а осенью 42-го уже на фронте была.
Свободное копирование
