Проходит неделя, вторая – тишина. В котельной нет кочегара, а меня нет в котельной. Наумчик жмет плечами. Отдел кадров молчит. Я сторожу депо. Мне все это надоело, и я махнул в комбинат Инта-Уголь прямо к секретарю комбината. Все те же вожди мирового пролетариата выглядывают из своих мощных бород и грив, постепенно лысея и бреясь. Под ними секретарь, перед секретарем положенное мною письмо на имя нового вождя, совсем лысого, ведущего всех нас к коммунизму. Глазами пробежав мое новое письмо Хрущеву, секретарь вскочил как ужаленный. В своем вторичном письме я писал, что, несмотря на указания ЦК, я до сих пор не трудоустроен и что парторганизация комбината просто-напросто отписалась, обманув ЦК, что я обеспечен материально.
– Вы до сих пор не трудоустроены?!
– Как видите. Я пришел предупредить вас, что я вновь вынужден беспокоить Хрущева. Сегодня же это письмо мною будет отослано.
Он схватил трубку.
– Отдел кадров?..
Как не лопнула мембрана! Как она выдержала бурю матерной ругани маленького вождя интинского пролетариата? Красный как рак, он орал в трубку:
– Какие восемьсот? Я вам покажу восемьсот! Тысяча двести! Слышишь? Тысяча двести! Плюс все северные. Сколько вы тут у нас лет? – обратился он ко мне.
– Если с лагерем, то шесть с половиной, в ссылке полтора.
– Плюс тридцать процентов северных! 1560 с завтрашнего дня, понял?
Маленький вождь бросил трубку.
– Вы слышали? Немедленно идите в отдел кадров, получите приказ на руки, в случае чего – звоните. Я здесь и сижу, чтоб защищать интересы рабочего класса!
Портреты вождей смотрели на меня со стены, добродушно ухмыляясь.
– Я в этом глубоко уверен, поэтому и пришел к вам, прежде чем отослать это письмо.
– Ради Бога, не пишите больше никуда, тут же ко мне, по всем вопросам ко мне. Вам могут мстить за то ваше первое, только ко мне и больше ни к кому.
(Хрущев из золотой рамы шептал мне: «Мы им покажем кузькину мать».)
Он разорвал в клочки мое второе письмо и бросил его в корзину. «Мы будем защищать ваши интересы. Мы, партия! И я для этого поставлен!»
(Ленин хихикнул, Маркс нахмурил брови, Энгельс покачал головой.)
– Неужели? Как приятно это слышать!
Рука партии пожала руку вечноссыльному пролетариату.