На следующий день, голый по пояс, я шуровал целые сутки поочередно два шуховских котла, открывал вентили, пуская пар по разным системам труб. Манометры показывали давление пара в котлах, моим напарником был Хасан, сложивший мне замечательную печку. Котлы гудели, насосы качали, прибегал Наумчик и спрашивал: «Ну, как?»
– Порядок, Наумчик. Работа пыльная, но денежная.
Через каждые шесть месяцев десять процентов надбавки. Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселей. Шея тоньше, но зато длинней! Скоро в сенях домика висела оленья туша, на кухне стояли мешки с российской картошкой, а в бочке квасилась капуста. Певзнер, завидя Варю по дорогам Инты, останавливал свою машину и подвозил ее, по-джентльменски открывая дверцу. Мне никто не мстил, ибо я хорошо усвоил закон Севера: «Отстояв свое право, не показывай виду, что ты победил». Я и не показывал; без подхалимства, без согбенной спины, с достоинством и уважением я встречал Певзнера, никогда не показывая ему вида, что между нами бегали кошки, туда и обратно, из ЦК. Он что-то понял и всем видом своим старался это показать.
Я шуровал свод котла, Певзнер мылся в душе, Варюшка жарила бифштексы. Яшку, к сожалению, мне пришлось попросить покинуть мой дом, так как в один прекрасный вечер Гайк перебил все стекла в моей хате. Не бить же мне его окна! Яшка ушел и увел с собой Гайкину «дэвочку». Я вставил стекла, а Гайк привел вместо Вэры Сусанну, по годам и нраву более спокойную, уравновешенную и скромную. Бури утихли, страсти улеглись. Воцарился мир! Маришка росла и крепла духом на сорокаградусном морозе, в «садах Черномора», закутанная, лежа в большом ящике, оставшемся от строительства дома.
Гайк справлял свой медовый месяц так же бурно, как бил стекла. Жизнь текла, топились печи и день и ночь, хотя давно уже была сплошная ночь. Мерцали звезды, сияло небо всполохами сияний, и в небеса несгибаемо струился дым, как жертва Авеля, из всех интинских труб.
Свободное копирование
