Дня через два меня срочно вызвали в транспортный отдел, за мной прибежал Наумчик:
– Беги скорей, тебя там комиссия ждет.
Я не побежал, а пошел – пусть теперь они побегают.
Я уже знал, что из ЦК им пришла бумага, на которую необходимо срочно отвечать.
Пришел. Сверхъестественная вежливость: «Садитесь, Алексей Петрович». За столом несколько человек, над столом все те же «вожди».
– Вы писали в ЦК, Алексей Петрович?
– Не в ЦК, а Хрущеву!
– Нам пришла бумага из ЦК, ознакомьтесь.
Секретарь протягивает мне, как у нас водится, конвертик, к конвертику бумажка к бумажке – все на скрепочке. Сперва мой конверт, затем цековский. Мое заявление Певзнеру с резолюцией «отказать», мое письмо Хрущеву и бумага из «промышленного отдела ЦК», в которой предписывается секретарю парторганизация комбината Инта-Уголь тов. такому-то немедленно разобраться и сообщить в ЦК. Ознакомить т. Арцыбушева А. П. с материалом обследования. Вслед за этим секретарь подает мне составленный ими материал обследования.
– Прочитайте и подпишитесь!
Внимательно прочитав заключение комиссии, я протянул его секретарю и твердо сказал:
– Такой документ я подписывать не буду.
– Почему это не будете?
– По той простой причине, что все, что вы пишете, ложь. С первых же слов вы стараетесь подчеркнуть, что я вечноссыльный, осужденный за антисоветскую деятельность, что к данному вопросу не имеет ни малейшего отношения. В своем письме Хрущеву я сам говорю, кто я. Я не лишен никаких прав, я член профсоюза, я имею право выбирать и быть выбранным. Я имею все права, которыми обладаете вы, за исключением свободного передвижения. Дальше вы пишете, что я живу в доме, построенном при вашем содействии и помощи. Покажите мне документы хоть на один гвоздь или доску, полученную мною от вас, от транспортного отдела. Дальше вы пишете, что я содержу жильца в своем доме, с которого беру плату. Вы можете это доказать? Не сможете, потому что это ложь! Вы лжете, указывая в своей бумаге, что я в настоящее время учусь на курсах машиниста парокотельной и по окончании курсов буду трудоустроен по специальности. Ни на каких курсах я не учусь, и вы это прекрасно знаете. Единственно, на что у вас хватило совести, в конце всей вашей лжи констатировать: материальное положение семьи тяжелое. Я ничего подписывать не буду, пока вы не соизволите ответить по существу дела. А существо дела мною предельно изложено в моем заявлении на имя Певзнера, которое он не потрудился прочесть, что я попросил сделать за него Хрущева. ЦК требует от вас рассмотреть и ответить по существу поставленного мною вопроса. Резолюция Певзнера была бесчеловечной и хамской, и вы это должны подтвердить.
– Певзнер погорячился, может же человек погорячиться?
– Не имеет права. Я совсем не жажду его крови и мести, я требую справедливости, на которую и у вас нет мужества. Я могу быть свободным?
– Нет, давайте вместе составим нужную бумагу.
– Составлять бумаги – ваше дело, но я подпишу только ту, которая будет соответствовать действительному положению дел. Я подожду, а вы составляйте.
Я вышел. Минут через двадцать меня пригласили снова в кабинет. Новая бумага лежала на столе. В ней говорилось о том, что комиссией в составе (перечисление членов комиссии) было обследовано материальное положение семьи Арцыбушева, которое соответствует его заявлению от такого-то числа на имя начальника транспортного отдела комбината Инта-Уголь, в соответствии с чем т. Арцыбушев в ближайшее время будет трудоустроен машинистом парокотельной депо.
– Что вы имеете в виду под «ближайшим временем»?
– Ну, несколько дней, пока все оформим.
Я подписал бумагу, пожал руки честным членам комиссии и вышел.
Свободное копирование
