Началась учеба. По математике я понял, что отстаю, и сколько ни пытался нагнать, у меня не получалось. Видимо, сказались предыдущие недоразумения с математикой. Было обидно, но ничего не поделаешь. По химии все шло замечательно, очень хорошо шло. Меня пустили в большую лабораторию, я там мог делать все что угодно. Там было холодно, вода застывала, но все реактивы были в моем распоряжении, все склянки, все колбы, и я там мог вытворять все, что хочу. Какие меня интересовали проблемы — я там делал свои опыты, эксперименты и т. д. А потом, немножко погодя мне поручили вести занятия моего же курса. Надо было подготовить все что нужно для лабораторной работы, и я, таким образом, ассистировал профессору, который у нас преподавал. Еще что-то такое делал, так что все шло хорошо. Но в главное здание ходить было далековато. Зимой это не так уж вкусно было, и я отморозил уши, когда попал в холодную, морозную погоду и ветер был сильный. Я чувствую, что у меня уши наливаются чем-то, наливаются. На полдороге была работа отца. Я зашел, он увидел, говорит, что я отморозил уши. Как-то их оттер снегом. Ну, это все ничего. Самое главное, что можно было делать там все, что хочешь.
Потом меня там звали то какую-то штуковину починить, то еще что-то сделать, потому что парней было почти совсем ничего, все девчонки и женщины работали. Так что как-то тихо, но я был иногда нужен. Тогда надо было платить рублей 100 или 150 за учебу. У меня есть квитанции где-то, что я заплатил честно по первому курсу. Стипендию тоже давали. Но потом я перестал ходить на военное дело, к которому у меня душа не лежала, потом на марксизм-ленинизм. Это все надо было в главный корпус бегать. Мне просто жалко времени было, и еще почему-то не сдал я зачеты, с меня стипендию сняли. Но в это время я опять отнес на Уралмаш какие-то рационализаторские предложения, целых три. А в каждом почтенном учреждении есть БРИЗ, Бюро рационализаторства и изобретательства; там они рассмотрели и какие-то рублей пятьсот, что ли, мне дали. На них я купил на базаре офицерские ботинки — английские или американские, и был рад, что у меня обувь появилась. А с обувью тогда тоже, как и со всем, была проблема, все было по карточкам и было плохо. Но один раз отец решил мне все-таки купить валенки. Пошли вдвоем на базар. У какого-то дяди такие хорошие валенки, белые, один в другой засунут. Спрашиваем: “Продаешь?” — “Продаю”. — “А какой размер?” — “А какой тебе надо?” — “42-й”. — “Померяй”. — Померил: замечательно, все в порядке. Купили. Пришел домой — одна нога влезает, а другая не влезает! Они были неодинаковые, а он доставал тот размер, какой нужен. Если бы мне нужен был 40-й, он бы дал мне другой. Поэтому не знаю, как я в них ходил; по-моему, я в них и вовсе не ходил. Каждый обманывал, кто как мог.
Отец, конечно, знал, что я стипендию уже не получаю. Но когда ему позвонили из Уралмаша, чтобы связаться со мной и сказать, чтобы я пришел за чем-то, ему это показалось хорошо.
Свободное копирование
