Немецкая авиация в конце августа нанесла массовые бомбовые удары по городу. Много было разрушено производственных, жилых зданий и лечебных учреждений, больниц, госпиталей. Очень много погибло гражданского населения, а также военных, находящихся в госпиталях, в основном тяжелораненых.
Когда мы догнали свою колонну, мы все подумали, что сейчас нам прикажут: сойти с машины, встать в строй и двигаться пешком. А нам так не хотелось сходить с машины, во-первых, мы все утомились, были голодные, во-вторых, не спали более двух суток.
Но командир роты лейтенант Рыков оставил лейтенанта Савина с личным составом взвода, а сам поехал с нами на машине.
Отъехали мы от колонны своего взвода примерно 15-20 км и въехали в какую-то казачью станицу.
Там много скопилось транспорта, подвод и людей. А по времени скоро должны были прилететь немецкие самолеты. Немцы были пунктуальными, они всегда с восьми часов утра бомбили наши боевые порядки, передний край и тылы. А здесь на этой станции была хорошая мишень. Мы не стали задерживаться в станице, поехали дальше. Начхим говорит лейтенанту Рыкову:
-Поехали побыстрее отсюда, налетят стервятники, они тут наделают дел.
И, действительно, не успели мы отъехать от станицы, как появилась первая партия самолетов, которые стали пикировать на станицу, сбрасывать бомбы и обстреливать из пулеметов.
В двух километрах от станицы проходила глубокая балка. На карте ее название было Яблочная. Мы воспользовались ею, въехали в нее и остановились там. Замаскировали машину ветками и травой. Решили день переждать здесь и одновременно отдохнуть после операции. Самолеты нас не тревожили, но зато весь день бомбили станицу. Там ничего живого не осталось. Кто смог уйти из станицы, те остались живы. Мы весь день проспали в этой балке, а под вечер самолеты бомбежку прекратили.
Начальник химслужбы капитан Соколов дал мне распоряжение:
-Пройди по восточной стороне балки и определи расположение штаба 112 с.д.
Я пошел разыскивать штаб и через 2-3 км наткнулся на большую группу штабных автомашин, находящихся в укрытиях. Это действительно был штаб нашей дивизии. Я уточнил в оперативном отделе о времени нахождения штаба, и доложил, что начальник химслужбы дивизии находится в трех километрах отсюда и стремится попасть в штаб дивизии. Мне объявили:
-Веди своего капитана Соколова, штаб пока будет находиться здесь.
После уточнения обстановки в штабе, я возвратился обратно и доложил о выполнении задания. Капитан приказал: заводить машину и следовать к месту дислокации штаба. Когда прибыли в штаб, капитан пошел докладывать о выполнении задания, а нам приказал, ждать его.
Мы расположились немного в стороне от штаба дивизии и ждали возвращения капитана Соколова. Не прошло часа, как он возвратился и приказал командиру роты лейтенанту Рыкову достать полевую карту и ознакомиться с маршрутом следования в город Сталинград и там разыскать второй взвод и ждать его указаний. Командир роты лейтенант Рыков ознакомился с маршрутом следования. Капитан предложил перекусить. Я кое-что достал у интендантов. Мы расположились на расстеленной плащ-палатке. Капитан принес консервы, свиную тушенку и водки по сто грамм на каждого.
Выпили, закусили и попрощались. Мы двинулись в путь. Время уже было вечернее, часов 20-21. Мы не успели отъехать от расположения штаба дивизии и трех километров, как в небе появились немецкие самолеты. Самолеты летели прямо на нас, стали пикировать на дорогу и сбрасывать бомбы. Впереди нас ехали две машины. Что они везли, мы не знаем. Расстояние было большое метров 150-200. Самолетов было много. Мы насчитали их 21 шт.
И все они сбросили бомбы на те две автомашины и часть бомб на нашу. В те машины они попали, они были подбиты и горели.
А нашу автомашину сброшенными бомбами не повредили. Все бомбы упали мимо, и не одна не угодила в машину. Когда самолеты пикировали на дорогу, мы продолжали ехать. Командир роты Рыков был в кабине. Но когда бомбы стали рваться совсем близко, он не выдержал, приказал остановить машину и бежать в укрытие.
В стороне в метрах десяти была отрыта траншея, групповой окоп в рост человека. Мы бросились к ней. Машину оставили на дороге. Когда оказались в укрытии, пришли в себя, почти все свое оружие оставили в машине. Кругом рвались бомбы. Мы просто были ошарашены этой страстью. Никто не о чем не думал, а все ждали своего конца. Но на наше счастье все бомбы упали мимо, и никто из нас не пострадал. И машина тоже была невредима.
Немецкие летчики, по-видимому, все-таки решили расправиться с нами окончательно. Они делают второй заход, и давай из пулемета расстреливать нашу машину и вести огонь по нам в окопе. Все двадцать один самолет на бреющем полете один за другим выпустили очереди из пулемета по нашей машине. Вот уже прошел двадцатый, обстрелял, а она как стояла, так и стоит, как заколдованная. Двадцать первый все же сумел попасть, летел нагло низко, попал в бензобак. Машина загорелась.
До нас дошло, что надо спасать свое оружие, а то все сгорит. Мы стали разгружать автомашину, таская ящики с бутылками с горючей смесью. Автомат командира роты Рыкова, оставленный им в кабине, уже нельзя было взять. Кабина была охвачена огнем, и патроны в диске автомата уже начали рваться. Кузов тоже горел, там также были патроны, гранаты.
Продолжать работы по спасению машины и имущества стало невозможным, так как могли сами пострадать от взрывов гранат и патронов. Все продукты сгорели. Только успели спасти свое личное оружие и то не все. Противогазы сгорели. Мы остались совсем без транспорта.
В роте была единственная машина. Она нас выручала в беду, особенно, когда двигались на марше на больших переходах. Больных, слабых мы сажали на машину, и те ехали какое-то время, пока не приходили в себя. Все военное имущество было на машине.
На двух подводах, которые у нас были, находились продукты и фураж. Коновозчики Пузанов и Башков с подводами в данное время находились со вторым взводом в городе Сталинграде.
На наших глазах догорала наша старушка. Мы оставались одни. Что делать дальше командир роты, по-видимому, соображал про себя.
Затем он подозвал меня, поскольку я у него был часто на правах ординарца, и приказал мне, идти в штаб дивизии, разыскать капитана Соколова.
Поскольку, он был наш непосредственный старший командир в дивизии, начальник химслужбы. И доложить ему о случившимся с нами, что нашу машину немцы сожгли. А вся группа во главе командира роты лейтенанта Рыкова находится там, где сожженная машина, и ждет дальнейших распоряжений.
По прибытию на место дислокации штаба дивизии, я увидел кошмарное зрелище. Все штабные машины, что находились в овраге, были сожжены.
Оказывается, самолеты, что бомбили нас, а затем сожгли нашу машину, обнаружили штаб дивизии и уничтожили все машины. Осталась только одна машина командира дивизии, который в это время не был в штабе, а был где-то в полках. Когда я нашел капитана Соколова и доложил ему о случившимся с нами, он внимательно меня выслушал, а потом спросил:
-Почему вы оказались в той стороне. Вы не должны были туда ехать. Это совершенно в противоположную сторону.
-Да, товарищ капитан, я тоже удивляюсь, почему мы туда поехали. Я видел, когда вы указывали маршрут следования командиру роты. Это совсем в другую сторону, на восток, а мы поехали на запад. Я думал, что объезд по дороге.
Капитан Соколов, что-то держал в руках, какую-то деталь, выругался по-русски и сказал:
-Я думал, у вас все в порядке. Вот снял карбюратор со сгоревшей машины, у вас думаю, барахлит, а теперь он, оказывается, не нужен, - и он бросил его на землю.
-Вот, что, Богданов иди и веди этого мерзавца, пока он еще людей не погубил, а то немцы, по данным разведки, выбросили десант в нашем тылу, как бы на них не напоролись. Да смотри сам в оба, будь внимательным.
Возвращался я в темноте. Ориентировался на огонек. Машина еще не совсем сгорела. Мне было, на что держать направление. Прибыл и доложил лейтенанту Рыкову о выполнении задания и передал приказ капитана Соколова: о следовании в расположение дивизии.
Когда мы прибыли всей группой под командованием лейтенанта Рыкова штаба дивизии уже не было. Он снялся и двигался в составе всей дивизии в направлении Сталинграда. Нас ожидал капитан Соколов. По прибытию командир роты попытался ему доложить о случившимся, но Соколов его оборвал:
-Все знаю, довольно. Я потом спрошу с тебя. А сейчас стройте группу.
Когда группа была построена, капитан объяснил нам положение:
-Наша дивизия отходит в тыл. На место нашей дивизии вступает новая прибывшая часть, но она еще находится в пути на марше, где-то в 25-30 км от фронта. Поэтому мы отходим и одновременно сдерживаем противника. Ночью он активных действий не предпринимает. Нам надо воспользоваться этим. Вывести технику, транспорт и людей с меньшими потерями. По всем данным уже все подразделения с оборонительного участка снялись. Мы по всей вероятности идем замыкающими, последними.
Поэтому, приказываю, организовать круговую охрану группы. В группе идем я и лейтенант Рыков и один красноармеец с нами, а остальные в охранение. Дистанцию держать на видимость и слух. Обо всем услышанном и замеченном докладывать мне лично. Быть предельно бдительными и в любую минуту на чеку.
Так мы всю ночь прошагали ускоренным маршем без единого привала. Немцы нас поторапливали, шли за нами, чуть нам на пятки не наступали, иногда по нам постреливали из орудий или танков, но все обходилось без потерь. Снаряды пролетали через нас или рвались в стороне от нас. Мы были невредимы. На рассвете нам встретились первые воинские части, которые следовали на передний край.
Это шла новая дивизия, которая сменяла нашу, так как наша дивизия была сильно потрепана, ведя кровопролитные бои в течение двух месяцев с противником, вооруженном до зубов. По численности в живой силе и технике (танков и самолетов) немцы превышали нас в два раза.
Дивизия отводилась во второй эшелон обороны на кратковременную передышку и получения пополнения из резерва Верховного командования. За ночь прошли почти 70 км, и вышли в тыл нашей 62 армии.
Сделали привал. Остановились в каком-то населенном пункте. Там были скирды не то сена, не то соломы. Мы пришли, упали, уснули мертвым сном и проспали 24 часа, целые сутки.
А когда проснулись, никто из нас не может встать. Наши мускулы совсем одеревенели от такого перехода, 70 км мы прошли за 8-10 часов без отдыха.
Когда размялись, встали голодные, пить хочется, а до своей роты добираться далеко. Но переборов свою усталость и голод, мы двинулись к месту дислокации нашего второго взвода.
Через три часа мы прибыли на место. Шли через город, который был сильно разрушен. Немецкая бомбардировочная авиация 27 и 28 августа всю ночь бомбила с большой высоты город. Много пострадало мирного населения, и также были разбиты военные госпитали, и в них погибло много раненых.
Когда мы прибыли в расположение второго взвода, нас встретили радушно, накормили, напоили и разрешили нам отдыхать. Первый взвод еще не прибыл.
Только спустя пять дней первый взвод пришел в Сталинград в полном составе. В течение пяти дней взвод выходил с боями из окружения. Немцам удалось обойти часть наших частей с левого фланга и окружить их, но, благодаря мужеству и умению нашего командования им удалось собрать все силы и с боем прорвать кольцо окружения и вывести основные силы из окружения с минимальными потерями, в том числе и наш взвод.
Комсомол роты решил провести комсомольское собрание с повесткой дня:
“О боевом подвиге комсомольцев в бою”.
В докладе секретаря комсомольской организации было отмечено, что многие комсомольцы мужественно, не щадя себя, героически сражались с противником, показывая пример несоюзной молодежи. На этом собрании состоялся прием молодежи в комсомол. В том числе и я был принят в комсомольскую организацию, связал свою судьбу с комсомолом.
В августе 1942 года враг рвался к берегам Волги. Шли ожесточенные бои на подступах к городу Сталинграду. Обстановка была крайне напряженная. Вышел приказ Верховного, товарища Сталина И.В., прекратить дальше отступать, за Волгой для нас земли нет. Был приказ: стоять, назад ни шагу. Умрем, но город Сталинград не сдадим.
Многие красноармейцы и командиры подавали заявление о вступлении в комсомол и в партию большевиков. В заявлениях писали: прошу принять меня в комсомол или в партию. Хочу воевать комсомольцем или коммунистом за нашу Родину и партию.
Когда меня принимали в комсомол, я невольно вспомнил своего отца, Андрея Васильевича, мне еще до войны в нашей деревне Литвиново в 1939 году секретарь комсомольской организации нашей деревни предложил написать заявление о вступлении в комсомол. Я пришел домой и поделился с родителями, что мне предложили вступить в комсомол. Отец выслушал меня и сказал:
-Нет, ты еще не готов, чтобы стать комсомольцем. Это такая организация. Я не хочу, чтобы ты ставил свою жизнь под опасность.
Я пытался убедить отца, но он и слушать не хотел, он чего-то опасался. Он боялся за меня. В те времена были люди, которые еще не хотели Советской власти, всячески вредили на местах. Задача комсомольцев была пресекать действия этих людей, вести с ними классовую борьбу.
Вот этого опасался мой отец, следовательно, мне не пришлось тогда вступить в комсомол, а сейчас, когда решалась судьба нашей Родины, быть или не быть Советской власти, мы, молодые люди, по зову сердца вступали в комсомол. Не боялись, что фашисты жестоко расправляются с комсомольцами и коммунистами. У нас была одна мечта: сражаться и победить.
