Новые друзья - 2

Так я стала работать на секретном военном заводе в должности старшего мастера цеха металлопокрытий. Начальник первого отдела проводил меня к главному инженеру и представил. Я не могла наудивляться тому, как тут все со мной разговаривают.

Мы с мамой перебрались в новую «боковушку» поближе к заводу, и я приступила к работе.

Здесь начался новый этап моей жизни.

Мне положили оклад молодого специалиста — 800 р., а вскоре на работу устроилась и мама — в библиотеку на Комбинат душистых веществ. Я думаю, что и здесь не обошлось без поддержки Леонида Павловича, только он мне об этом не говорил.

Теперь на меня никто не смотрел подозрительно, я была равная всем. Эта уверенность родила новые знакомства, среди них оказалась моя новая подруга Наташа Мослаковец. Она была пианистка, преподавала в музыкальном училище в Калуге. Дома у нее был прекрасный рояль, и вскоре я не только стала частой гостьей в ее семье, но и перезнакомилась со всем училищем.

Теперь я могла играть, сколько хотела, и жизнь моя была украшена музыкой. Мы часто собирались у Наташи в ее гостеприимной семье, где всегда был крепкий чай, пироги, а иногда и рюмка водки! А вскоре я взяла инициативу в свои, вечно чесавшиеся, руки.

Я предложила на Новый год ставить в училище водевили Чехова. Действительно, нам это удалось. Участвовали даже те, кто никогда на сцену не ступал. Мы сами шили костюмы, вытаскивали кое-что из бабушкиных сундуков, а в Калуге их оказалось достаточно. Я же сама в пьесе занята не была — отошла на второй план, так как много было желающих на главные и даже второстепенные роли. Зато вся суфлерская, режиссерская работа, все то, что делал мой папа в детстве, — все это легло на меня.

Одним словом, зажили весело. Мама, разумеется, была со всеми знакома, помогала с костюмами, додала на все наши концерты и спектакли.

Маме я рассказала, каким образом я попала на завод, и кто оказался моим благодетелем. Она была рада, что жизнь моя переменилась, но я чувствовала, что какая-то тень неудовольствия или опасения у нее возникла. Немного погодя я спросила ее об этом.

— Видишь ли, доченька, — сказала она, — даром на свете ничего не делается. Он может попросить у тебя что-нибудь взамен.

Обе мы понимали, что именно он может попросить. Но время шло, а отношения наши оставались прежними, и никаких просьб с его стороны не было.

В то же самое время я познакомилась на заводе и очень подружилась с милой молодой женщиной Валей Гариной. Эта Валя сыграла в моей жизни значительную роль и потому я должна рассказать о ней.

Внешне она была очень эффектна: высокая стройная блондинка с прямыми, вечно рассыпающимися волосами, которые она собирала на затылке узлом. Нежный овал ее лица украшали большие серые глаза, в которых всегда скользила добрая улыбка, веселая, разбитная, с юмором каждая фраза, прямая и честная — вот какая она была. Приехала она на завод по распределению после окончания Ленинградского института связи, где оставила своего мужа доучиваться в аспирантуре. Валя — уроженка Севастополя, и это чувствовалось в каждом ее жесте, в разговоре. Свой город она обожала, как впрочем, и Ленинград. У Вали всегда было одно-единственное платье, модное и нарядное, как летнее, так и зимнее. Разговор ее сверкал юмором.

Много лет у меня не было подруг, и теперь доброта Вали, и то, что она не испугалась меня, зная мое положение, растопило мое застывшее сердце. Вскоре Валя забросила свою комнату и переехала жить к нам. Нужно сказать, что как раз в это время завод дал нам с мамой комнату со всеми удобствами и, главное, с центральным отоплением. Правда, в соседстве были секретарь директора завода с мужем-милиционером!

Валя работала в отделе главного конструктора. Я теперь хочу немного отступить, чтобы описать свои отношения с Леонидом Павловичем. Это оказался на редкость добрый, чуткий и смелый человек. Подумать только, занимая такое положение, он не побоялся оказать мне помощь, чтобы спасти меня от гибели. Он рисковал своим положением, карьерой. А ведь у него была семья, двое маленьких детей. Изредка мы с ним встречались, то у него на квартире, то в глухих переулках города, спускавшихся к Оке. Когда я приходила к нему, он сам открывал дверь и провожал в кабинет. Расспрашивал о моем житье-бытье. Он видел, что я стала поправляться, исчезло мрачное, безучастное выражение в моих глазах. Когда я рассказывала ему какие-нибудь эпизоды из нашей с мамой жизни, я видела, как теплело его лицо, и становились ласковыми глаза. Когда мы жили еще в «боковушках» у хозяек, он часто присылал нам дрова. Придешь иногда с работы, а вечером приезжает грузовик и привозит дрова. То-то мы с мамой весело бросаемся разгружать их вместе с шофером. Вечерами на свидания он приходил в штатской одежде. Леонид Павлович рассказал мне о себе. Перед войной он окончил юридический факультет Ленинградского университета. А когда началась война, то добровольцем ушел на фронт. Вскоре там его «вступили в партию», как это было принято в те времена. Так он стал членом ВКП(б), как он сказал, «причисленным к лику святых». Всю войну с первого дня он воевал, а когда кончилась война, то его, юриста, уже дослужившегося до чина майора, по партийной линии направили работать в КГБ. Он прямо ахнул, но делать было нечего, отказаться в те времена было невозможно. «Отец мне тогда сказал: человеком можно быть и там, все будет зависеть от тебя, Леня». Так он стал начальником КГБ.

Это был мягкий, добрый человек, случайный в этом мире. Он любил поэзию, музыку, литературу. Встречаясь, мы все время проводили за разговорами на эти темы. У нас было много общего в восприятии и оценке событий, происходящих в стране и в быту. Он приносил мне книги и журналы. Никогда ни разу не спросил он меня о «той» жизни, никогда не намекнул о том страшном дне нашего первого знакомства, первой встрече в его кабинете. У меня еще не было такого друга, я во всем ему доверяла, и он ни разу не обманул моего доверия. А о том, чтобы ухаживать за мной или предлагать мне секретное сотрудничество, об этом даже и намека никогда не было. Вообще эта тема никогда не затрагивалась. Я чувствовала, что нравлюсь ему как женщина (женщина ведь всегда догадывается об этом), но он был настолько сдержан, что ни разу, ни словом, ни намеком не дал мне этого понять. Он знал, что в данной ситуации одно лишь слою могло бы испортить такие редкие и ценные отношения, какими были они у нас и о каких мы будем оба вдали друг от друга всегда вспоминать. О моем существовании знала и его жена, я уж не знаю, что он обо мне ей рассказывал, наверно говорил правду. Этот человек никогда не прибегал ко лжи. Как-то раз он появился даже в нашей «боковушке» и представился моей маме. Как же он рисковал! Не знаю, почему он пошел на такой риск, но думаю, что все-таки для того, чтобы успокоить маму своим видом. Чтобы она поверила, что мне нет опасности от него. И успокоил.

Мама действительно беспокоилась о том, что он мог бы предложить мне работать секретным сотрудником КГБ. Таким образом, он поставил бы меня в очень тяжелое положение. Мама все время боялась этого и постоянно спрашивала меня. Но нет. А когда он ушел от нас, мама, ложась в постель, сказала: «Этот не сделает предложения, не бойся».

Это был наш благодетель, нам его Бог послал, но как отблагодарить его, отплатить добром, мы не имели ни малейшего представления.

Но вот судьба побеспокоилась об этом за нас