Во главе с начальницей сангородка Александрой Петровной Малиновской врачи делами обход. Открылась дверь моей каморки.
— Ну, как тут мужественная Тамара?
Оказывается, терпеливость называют мужеством?
Иногда кто-то проникающе посмотрит в глаза, и понимаешь: видит в тебе то, о чем сама не догадываешься, но за это очень хочется схватиться. Миг — и перекинут мост. Так посмотрела на меня главврач сангородка Межог Александра Петровна.
— Заберу к себе. Мне такие нужны. Будете работать в ОП.
Таким образом, я была определена на работу, находясь еще в лазарете.
Настал день выписки. Моего сына унесли в детприемник. Теперь каждые три часа я бегала его кормить в один из ясельных бараков.
Режим жесткий. В шесть утра — первое кормление. Работа. Каждые три часа оттуда — сюда. Последний раз в двенадцать ночи. Затем короткий сон. Потом все снова. И, как сквозь туман, вечное беспокойство: «Сухой ли? Не плачет ли? Сыт?».
Детей в протянутые материнские руки выдавали через окошечко со ставнями. В просторной комнате на низкую скамью усаживалось сразу человек пятнадцать кормящих матерей.
Надо было научиться отъединяться от всех: «Есть ты, мой сын. И я. Нас двое. Мы с тобой существуем в мире. И какое нам дело до того, что происходит вокруг? Ты согласен со мной, мой мальчик?»
От вечного холода и сквозняков — мастит. Температура. Попытки раздобыть что-то шерстяное. И все-таки через вьюгу и трескучий мороз — туда, туда!
Сын стал прибавлять в весе. Родился — три шестьсот, и вот уже пять, шесть… Начал меня узнавать, улыбаться беззубым ротиком, когда нашептывала нужные нам обоим слова.
Наш с ним мир потеснил все другое.
— Тамарочка, милая! Моей девочке не хватает молока! — обратилась с мольбой Серафима Иосифовна.
Так кареглазая Наташа стала «молочной сестрой» Юрика.
Свободное копирование
