Разумеется, во всех перечисленных мною выше группах наших студентов были не только москвичи. На новый факультет пробились абитуриенты со всех концов страны. Из тех, с кем я потом была дружна, назову хотя бы Женю Попову из Архангельска и Лиду Анкудинову из Кунгура.
Социальный портрет нашего курса был бы неточен, если бы я не упомянула еще об одной характерной его черте. И к нам, и на филологический факультет поступило много детей больших партийных и государственных начальников, деятелей Коминтерна, боссов союзных республик.
Отец Алены Бажановой, Василий Михайлович, один из старейших большевиков, был заместителем Орджоникидзе; отцы Гриши Минского и Вадима Фельдмана - крупные чекисты (или, как мы тогда говорили, энкаведешники), отцы Стасика Людкевича и Любчи Валева - видные коминтерновцы, политэмигранты. На филологический факультет одновременно с нами поступила, например, школьная подруга Алены Таня Литвинова, дочь М.М. Литвинова.
Немало оказалось и детей тех партийных ученых, которые занимали важные посты в руководстве наукой, как, например, Удальцовы - Александр Дмитриевич, историк, и Иван Дмитриевич, экономист, сын последнего Иван учился на нашем курсе. Экономист Розенберг, отец Оси, принадлежал к тому же кругу ученых.
Вначале факультет состоял всего из двух курсов (прием 1934 и прием 1935 года), и хотя количество студентов было очень велико, мы все же перезнакомились между собой, и я не всегда помню, кто где учился: друзья заводились и с нашего и со старшего курса. Неудивительно, что в этом пестром многолюдье уже с первого курса начали формироваться какие-то довольно замкнутые группы, не совпадавшие с учебными и почти не соприкасавшиеся друг с другом, кроме посещения общих для всего курса лекций - да и там, в огромной Коммунистической аудитории на Моховой, где большей частью и шли эти лекции, мы рассаживались своими кружками и потом расходились, почти не замечая никого за их пределами. Так мы учились все пять лет.
Формированию кружков отчасти способствовали все-таки и учебные коллективы, образованные на первых курсах семинарскими занятиями, а потом специализацией по кафедрам. По-видимому, в деканате учли различия в возрасте, подготовке и даже социальном статусе новых студентов и постарались сделать семинарские группы по возможности однородными. Так, в нашей группе был только один вполне взрослый человек, Боря Тартаковский, а преобладали вчерашние школьники. Потом, на 2-м и на 3-м курсах, когда развернувшийся в стране Большой террор накрыл своим черным крылом университет и в первую очередь гуманитарные факультеты, такой состав группы оказался благоприятен для ее членов — я имею в виду, конечно, тех, кого миновал арест и последующее хождение по мукам или гибель. Никто из нашей группы не принадлежал к комсомольскому и тем более к партийному руководству факультета, и поэтому мы смогли сохранять пассивную роль в беспрерывных, чуть ли не каждую неделю происходивших ритуальных рас-пинаниях то одних, то других жертв знаменитых процессов, а потом в осуждениях и отречениях от своих товарищей, которые либо сами стали «врагами народа», либо из детей уважаемых «старых большевиков» превратились в ЧСИР (членов семьи врага народа). Мне особенно повезло - но об этом позже.
Свободное копирование
