Говоря, как мы часто делаем теперь, что система давила на людей, подчиняла их себе и ломала, мы попадаем в логическую ловушку - система противопоставляется людям. В действительности же мы сами, огромное большинство людей, были естественным компонентом, неотъемлемой частью механизма системы. Возвращаясь к моей аналогии, можно сказать, что система так же состояла из нас, как при крепостном строе крестьянство не только не противостояло ему, но было его основой.
Рождаясь крепостным, человек жил в этой системе, воспринимая свою жизнь в ней как норму и следуя принятым в этой норме законам. Этому нисколько не противоречат факты возникавшего время от времени протеста - от Емельяна Пугачева до, скажем, Солженицына. В любом обществе находятся одиночки, пытающиеся сломать каноны этой нормы. Но исключения лишь подтверждают правило: народ живет по этим канонам, считая естественным их существование и свое существование в них.
А дальше речь может идти о широком спектре психологии, об их разнообразии, и о различии вытекающего из них поведения - а значит, и меры ответственности.
Но главная ответственность — за свою принадлежность к системе и за то, что соглашались жить в ней, - лежит на всех. В непонимании этого, в сознательных или даже неосознанных попытках отстраниться от своей причастности к системе, в такой неискренности с самими собой я вижу главный порок описания советской эпохи в мемуарах моих современников.
Чтобы закончить пока этот краткий очерк моей умственной эволюции, должна сказать, что идея о революции как благе и связанные с ней иллюзорные представления, например, о Ленине, при котором страна пошла бы по иному, справедливому пути, каким-то необъяснимым образом уживались во мне с укоренившимся уже отрицанием режима. Процесс избавления от рудиментов юношеской ортодоксальности затянулся на долгие годы.
Свободное копирование
