И наконец, последняя комната при кухне, предназначенная для прислуги. Там и жили бывшие прислуги Зориных, две Насти — Бокарева и Тишкова. Первая из них потом вышла замуж и уехала, другая жила там всю жизнь. Как она выдерживала всю жизнь соседство с кухней, всегда битком набитой людьми, с криками, спорами и ссорами, в лучшем случае с беспрерывной болтовней женщин, — не понимаю. Зато Настя всегда все знала и, думаю, неплохо справлялась с функцией осведомителя «органов».
Вечерами на кухне собиралась молодежь, играли в разные игры, болтали, пели, танцевали. Дверь в коридор мы закрывали, но Настя-то оставалась рядом, не обращая на веселье ни малейшего внимания. В конце концов, как тень отца Гамлета, появлялся Николай Дмитриевич, требуя, чтобы мы разошлись. Почему-то это вызывало только приступ смеха.
— Вы тут как отец или как ответственный съемщик? — кричали мы. — Если как отец, забирайте Татьяну! А мы останемся!
Но все-таки веселье прерывалось, и мы расползались по комнатам.
Мы уехали с Большого Ржевского в 1946 году, тоже в коммунальную квартиру, но подлинным образом советской коммуналки для меня навсегда осталась та, где я прожила 18 лет, а опыт жизни в ней, как оказалось, был очень важен для меня в дальнейшей жизни. ,