В результате амнистии 1953 года лагерь Тундрино расформировался совсем. Нет «контингента», и нас всех — на Дергачку! Правда, там тоже стало много спокойней: вся уголовщина была табунами выпущена на свободу.
Меня расконвоировали. Хорошо. Я брал Пушкина, Гоголя, Белинского и уходил в малинник. Малины! К вечеру наберу трехлитровую банку, принесу друзьям-подконвойным. Сильно изменилась житуха...
Наконец закрыли и Дергачку. Теперь я опять на этом берегу водохранилища, в поселке Кучек. Здесь новый лагерь — более уютный по сравнению с прежними. Были введены зачеты: день пошел за два и даже за три. Мне, как культоргу, при оценке поведения «5» день считался за три. Так что, по моим расчетам, уже 14 октября 1954 года я должен был освободиться — через шесть с половиной лет в общем итоге.
Плюс к тому ещё минувшей весной, сразу же после смерти Сталина и «странной амнистии», я написал просьбу о помиловании в Президиум Верховного Совета СССР.
Долго ходила моя бумага. Но дошла, дошла до самого бога!
Ответная бумага гласила: «Освободить. Поражение в правах снять». (У меня ещё было пять лет «по рогам», то есть поражение в гражданских правах после отсидки.)
Бумага пришла 7 октября, а освободили меня 8-го. Всего за 6 дней до конца расчетного нового срока после амнистии...
Но зато — не отсидел, а освобожден! А это немалая разница.
Будучи бесконвойным, я купил себе костюм, зимнее пальто, рубашку с запонками, ботинки, шапку. Словом, оделся как следует, но сугубо по-зимнему, хотя было ещё очень тепло.
Утром 8 октября 1954 года в сопровождении большой группы товарищей я подошел к лагерной вахте. Получил 600 рублей. Ну, и что дальше? Говорить можно только:
—До свидания на воле!
—Счастливого пути! — отвечали мне.
Мои «артисты» били в барабан, играли на аккордеоне, на баяне и вообще на всем, на чем возможно.
Нужно было зайти для последней беседы к оперуполномоченному. Это был капитан. Он поговорил немного. Потом спросил, куда я еду. Сказал, что в Североуральск, домой.
Капитан предложил оказать мне помощь в устройстве на работу в Североуральске. Я ответил, что в помощи не нуждаюсь. У меня, дескать, там мать, братья, как-нибудь устроюсь.
Вдруг он встал, протянул мне руку:
—Молодец! Выпить хочешь?
А сам уже открывает сейф, достает бутылку, наливает стакан.
—Пей!
Выпил. Мы попрощались. Так я не завербовался в «стукачи».
Свободное копирование
