Сколько лет я провел в этих местах, но как-то не замечал, до чего же красивая здесь осень.
Снегу ещё не было. Лесная дорога была сплошь усыпана листьями. А тишина! Слышно, как птички чирикают, как шелестит падающая листва. На душе «торжественно и чудно», радостно. Все хмелит, а ещё и водки стакан выпил у капитана.
Я шел медленно, растягивая счастье. Не спешил, знал, что поезд пойдет в четыре часа дня. Через два часа я буду на шахте, зайду к Носковым, а там на попутной за полчаса буду в Кизеле. Куплю билет и поеду домой.
Непривычно. Необычно как-то. Я уже два года ходил бесконвойный, бывал в Кизеле, вроде бы все должно стать привычным. Но нет! Сегодня все непривычно.
В кармане — документ. Плохой документ, но ведь документ. Он давал право на лучшую жизнь, чем была.
10 октября я приехал домой. Нашел улицу Чайковского и на ней водоколонку, где жил брат Иван. Был поздний вечер. Долго стучал в дверь — Иван не открыл. Он глухонемой и не слышал, а я не знал его условных знаков (стуков). Пошел искать улицу и дом, где жил Евгений. Встретила меня его жена Валя и только крикнула:
—Мама, Николай!
И потух свет. Пока исправляли повреждение, я вошел, успел сказать, что приехал чуть раньше, что меня помиловали. Евгений был в командировке: гнал откуда-то паровозы в Североуральск.
Я осмотрел комнаты брата и почему-то заплакал. Так неожиданно выплеснулась обида на свою несуразную жизнь.
Все было непривычно. Валю я не знал. Их ребятишек, Витю и Сашу, совсем малюсеньких, не знал. Как живут теперь мои самые близкие люди — не знал. Как вообще живут люди после войны — не знал.
Мне устроили шикарную встречу. И началась новая жизнь.
Перво-наперво немного приоделся. Потом надо было искать работу. Потом приехал Евгений. Пошли с ним в шихтовальный цех, затем в транспортный цех. Везде работу предлагали, но заработок обещали всего 600—800 рублей.
Нет, мне надо быстро раскручиваться, создавать свой угол, жениться. 600—800 рублей меня не устраивают. Решил: пойду на шахту, в забой.
—Там трудно. Тяжелая работа.
—Обломаемся! Не привыкать...
В лесу на Дергачке и в Тундрино было куда хуже.
И «в забой направился парень молодой». Парню было 29 лет, вернее, скоро 30.
Было очень трудно. Три последних года я не работал физически. Отвык. Однако очень быстро «вписался» в забой и через три месяца получил уже 8-й разряд. Работал зверски. Напарники — все вроде меня, только не бывшие заключенные, а солдаты из армии. Тоже к заработкам стремились. Филонов в бригаде не держали.
В 1955 году познакомился с Дашей. А осенью поженились. Тогда же получил квартиру — комнату.
Свободное копирование
