Вскоре, 31 декабря 1948 года, без всякого предупреждения, в Дергачку приехала мама. Оказалось, вся наша семья ещё в июне вернулась из Ферганы.
В ту же ночь состоялось свидание в вахтенном помещении лагпункта. Был сильный мороз, и в комнате для свиданий, не топившейся никогда, стужа была такая же, как и на улице. Дали нам один час. Но и этот час высидеть при таком морозе было невозможно.
Эту встречу можно долго описывать, а можно только и сказать, что слезы, слезы и холод... Попытались поесть — бесполезно. Яички были мерзлые, колбаса мерзлая. Успели немного поговорить, как заскочил пьяный командир конвойного взвода Вьюн и бесцеремонно, злорадно заорал:
—Кончай свидание! Развести!
И мама пошла в обратный путь. В ночь, пешком, через лес...
В 12 километрах от лагеря была угольная шахта «33-Капитальная», где жили и работали Носковы — тесть и теща глухонемого брата Ивана по первому его браку. К ним и шла мама. Хорошие это были люди. Они не сердились на то, что жизнь у дочери с Иваном не получилась. Они в месяц раз навещали меня, носили передачи, передавали немножко денег на хлеб. Все же Урал — родные места! — меня выручал. А уж то, что попал я близко, совсем рядом от Носковых, было из области немыслимого, невероятного везения. Справедливость тут вторично навестила меня.
А в бараке меня ждали урки. Как же! Мать приехала! Но мне удалось почти все привезенное ею отдать Петьке-продавцу (в зоне имелся магазинчик, в котором можно было купить хлеб). Отдал ему на хранение и продукты, и деньги (на целых 30 килограммов хлеба). С Петькой договорился, чтобы он ежедневно вечером давал мне хороший кусок, а уж съесть его я найду где. Так и делал около двух месяцев.
В барак же принес махорку, бутылку мерзлого молока, яички. Объяснил: нашлись вблизи дальние родственники. Поэтому больших передач ждать не приходится. Лишь бы что-нибудь поесть приносили. Махорку я для урок не жалел — отрава! «Законники» остались довольны.
Свободное копирование
