Это было 26 июня 1943 года. Я пришел на обед домой, а дома — повестка... Меня призывают в армию!
Ну вот и я вырос в солдата.
Наспех проглотив что-то, схватил повестку и побежал к своему начальнику Смирнову. Он меня поздравил, но пожалел, что я уезжаю. Говорит:
—Может быть, пожелаешь остаться? Тогда я сейчас же все устрою — возьму бронь на тебя, и ты не пойдешь в армию, а будешь работать.
—Что вы, Леонид Николаевич! Нет, нельзя мне так. Ведь война. Время такое. Раз призывают — надо служить, надо воевать.
Я давно себе выбрал хорошую формулу: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Помните у Пушкина старика Гринева? Леонид Николаевич Смирнов не мог и не имел права меня переубеждать — он даже покраснел и смутился за свое предложение. Я сдал казенный секундомер, глубинный градусник, журнал наблюдений, спецовку, пожал товарищам руки и бегом к Ваньке Дубровину — хвастаться. Прибежал, а Ванька меня ищет — у него тоже повестка. И у Леньки Долинина повестка. Ну и прекрасно!
Ванька, Ванька! Какой все-таки у меня есть хороший друг. Мы — единое целое. Мы не можем один без другого. Мы думаем одно, дышим одинаково, понимаем друг друга без слов. Сама судьба нас не разделит — мы вместе. Вместе пойдем служить. Вместе пойдем воевать. Если придется умереть, то тоже вместе.
Мама проверяет, все ли уложено в мешок будущего солдата. Деньги — 900 рублей — зашиты красной тряпкой — с внутренней стороны пиджака. Бутылка масла, сухари, ещё чего-то... А это что? Махорка-самосад! (Одноклассник Колька Шумкин тайком сунул мне десять стаканов самосаду.)
—Ты разве куришь, Коля? — Это мать.
—Курю...
—Господи, последний кусок менять будешь на эту проклятущую цигарку...
—Нет, мама, менять не буду. Не беспокойся.
...Мы пошли к поезду. Проходить надо мимо дома Дубровиных. Все глядим, замерли в удивлении: Ваньку почему-то из дома и со двора выводят на улицу... задом. Впереди его мать с иконой, затем Ванька, как виноватый... пятится, не попадает в ворота, за ним бабы, все воют. Все-таки непонятные у Ваньки родители.
Свободное копирование
