В Свердловске нас привели на пересыльный пункт на улице Декабристов (там, где сейчас строительный техникум, недалеко от горного института). Нас 13 человек. По очереди подходим к маленькому окошечку. Из окошечка задают вопросы: фамилия, имя, отчество? Год рождения? Образование? Судим? Родители или родственники судимые есть?
После этой процедуры выдают бирку с номером команды, куда тебя зачислят.
У окошка Ленька Долинин.
—Комсомолец?
—Да.
—Судим?
—Нет.
—Родственники?
—Нет.
—739-я команда...
—У окошка Ванька Дубровин.
—Комсомолец?
—Нет.
—Судим?
—Нет.
—Родители?
—Ссыльные.
—536-я команда...
У окошка Колька Мурзин.
—Комсомолец?
—Нет.
—Судим?
—Нет.
Я только видел малюсенькое птичье лицо младшего лейтенанта в очках. Не знал я, не ведал, что в руках этого лейтенантишки вся моя будущая жизнь.
—Родители или родственники судимые есть?
—Есть.
—Кто?
—Отец осужден по 58-й статье.
—649-я команда.
Я побежал к Ваньке. У нас разные команды! Значит, нас разлучают. Обидно до слез!
—Браток, дай закурить.
—Пожалуйста.
На земле лежал худющий, обросший солдат в шинели, в пилотке, без ремня и погон. Он не спеша свернул цигарку и, не глядя на меня, спросил:
—Из какой команды?
—Из 649-й...
—А за что ты туда попал?
—Как за что? Зачислили.
—Так ведь это же штрафная рота!
—Почему штрафная?
—Я тоже из 649-й команды...
Он показал мне свой талончик, точно такой же, как у меня.
—Я уже служил... да сбежал.
Мне стало страшно. Я опять побежал к ребятам. Мы горячо обсудили обстановку. Пошли всей кучей к младшему лейтенанту — к тому маленькому окошечку. Просили, умоляли, клялись. Но он уверял, что ничего не может сделать.
Свободное копирование
