Везде, в том числе и на войне,— зима. Начался сбор теплых вещей для фронта. Я отнес хорошую шапку. Дед — свой огромный, новехонький, неплюевский ещё тулуп. На теплейшем меху, с широченнейшими полами до пят. Вот тебе и дед! Он отнес свой роскошный козий тулуп без малейшего сожаления, сказал только: «Нам холодно и голодно, а солдатам ещё хуже». А кроме всего он по-хозяйски оценил, что такой тулуп в мороз — штука незаменимая. «Да как же в нем воевать солдату?» — возражали мы. «А в ём не воевать, в ём удобно подкарауливать немца»,— отвечал дед.
...Лев Самуилович собирает митинг в школе. Мы все скучились на втором этаже, в просторном вестибюле. Лев Самуилович читает письмо от командования части о геройской гибели командира звена разведки Петра Матвеевича Анисимова — нашего математика, нашего учителя. Он погиб под Москвой в разведке. Как-то не представлялось в сознании, что его уже нет. Два месяца назад был живой, рыжеватый добрый человек — и нет его...
...Холодно. На улице ни души. И в школе холодно. Сидим в верхней одежде, но учимся, уроки не срываем. Математику нам преподает теперь Николай Иванович Недовесов, учитель, эвакуированный из Москвы. Его дочь сидит с нами в классе. Она часто падает в обморок. А мы недогадливы, отчего это она падает в обморок. Наконец до нас дошло: учитель и его дочь еле тянут — они голодают.
Собрали мы, ученики, сообща ведра два картошки и принесли к Николаю Ивановичу на квартиру. Он сидел на топчане в зимней одежде. Старый голодный человек. Он не знал, как нас благодарить, отказывался от нашего «подарка», даже затрясся от расстройства, но мы убедили его, что наш голод — это не их голод. У нас есть коровы, есть огороды, мы здешние, местные, и кроме пайка ещё имеем кое-что.
Мы несколько раз потом ещё помогали Николаю Ивановичу и гордились этим.
В моей семье никогда не выгоняли со двора узбеков. В поселке стоял строительный батальон из узбеков, и они мерзли и мерли с голода. Один за одним, покорные, молчаливые, полуживые, бродили они в своих изодранных халатах и тюбетейках по помойным ямам, по дворам с протянутой рукой. Хоть одну картофелину, но все-таки давали в нашем доме голодному, умирающему человеку. Я давал, мама давала. Наверное, и Женька, и Сашка, и Катя», и Маруська, и дед — кто был дома в этот момент. Потому что никто лучше нас не знал, что такое голод.
Немцев погнали от Москвы! Как торжествовали мы с Ванькой Дубровиным! Он мне говорил: «Ну, что? Что я говорил?»
Пришла похоронная в семью Бочкаревых — убили отца. Приходили ещё и ещё похоронные.
У нас ежедневно военные занятия. Лев Самуилович ведет их хорошо — мы изучили винтовку, пулемет Дегтярева, гранату РГД, противогазы. Занимаемся тактикой, строевой подготовкой. Ходим «в атаку» по пояс в сугробах. Делаем все старательно, и, наверное, у нас неплохо получалось. Мы ходим и на лыжах аж до Покровска и назад (это почти 20 километров). Мы закаляемся!
Свободное копирование
