События первых дней и месяцев войны я не описываю. Они всем хорошо известны.
А школу продолжали строить. И построили. 1 сентября мы пошли в 10-й класс, в её новехонькое прекрасное здание. Ах, до чего ж она была хороша, наша школа! Огромные окна, высокие потолки, просторные классы, большой физкультурный (он же для общих собраний!) зал. Пахло свежей краской, кругом чистота. Одно жалко: надо провожать на фронт любимого учителя, математика и наставника Петра Матвеевича Анисимова.
Я не знаю, пользовался ли ещё какой-либо учитель такой любовью своих учеников! Петр Матвеевич нам нравился всей своей сущностью: и в школе, и дома, и на улице — везде, где бы мы его ни увидели. Мы любили не только его, но и его жену, и его кудрявеньких двойняшек,— все было для нас в нем образцовым.
И вот мы его провожаем... Провожаем и нашего историка Льва Самуиловича Кримера. Провожаем и ещё 400 человек...
Прямо на станции Красная Шапочка (железная ветка уже давно пришла сюда), где ещё нет ни вокзала, ни перрона, а только пеньки вокруг, стоит эшелон из «телячьих» вагонов. Возникает стихийный митинг. Лев Самуилович, зажав кулак и согнув правую руку в локте, держит пламенную речь, которую заканчивает:
—Мы не зря держали порох сухим! Нет, не зря! До скорой встречи, дорогие товарищи! До полной победы над врагом! Я хочу заверить вас, что мы в скором времени будем пить чай в Берлине!
Петр Матвеевич не выступал — он в сторонке прощался с женой и детьми, а нам виновато улыбался: дескать, простите, не доучил.
Ушел эшелон, а через месяц, не выпив свой чай в Берлине, приехал обратно Лев Самуилович. И снова — в школу. Но уже не учителем истории, нет. Он — военрук! В военной форме, с двумя треугольничками в петличках.
...А дела на фронте — хуже некуда. Удивляюсь, откуда у Ваньки Дубровина столько оптимизма, веры в победу. Он ни разу не мог допустить даже и мысли о поражении. А я, грешным делом, поговаривал с ним о худших временах: уж больно быстро, как сквозь масло, прошел фашистский нож через нашу страну и уперся острием в Москву.
Мы купили новую большую карту Европы и ставим на ней флажки. В сторону востока мы их переставляем так часто, что волей-неволей напрашивались грустные мысли...