Когда мы переехали на новую квартиру, там уже было три комнаты. Больше места. Но и народу прибавилось. У мамы появились новые верховцевские подруги. Уже "своей" стала Жанна. Даже в последствии, переехав работать в Днепродзержинск, фтизиатром сначала в медчасти заводских больниц, а потом в городской тубдиспансер, на выходные она приезжала к нам в Верховцево или в Днепропетровск к своей маме. Иногда появлялась бабы Лидина крестница из Днепра Света Высоцкая. Праздничная, шумная, "городская". В новой квартире, на втором этаже, у нас был балкон. Летом там вешался гамак. Днем на нем толклась детвора, а ночью спал дядя Шура. Однажды был случай, о котором он впоследствии часто вспоминал со смехом. Я была уже в 7 или 8 классе. Однажды летом поздно ночью два моих одноклассника, решив, что в гамаке сплю я, стали забрасывать на балкон цветы. Кажется, это были георгины. Цветы в Верховцево рвали на близлежащих клумбах. Иногда ночами "обносили" клумбы в чужих дворах. Георгины - цветы крупные. Падали в гамак они звучно, шлепаясь прохладными и увесистыми комьями. Дядя Шура спросонок, не разобравшись, решил, что его забрасывают камнями. Он схватился, как смог, побыстрее, выбрался из провисшего болтающегося неустойчивого гамака и разразился громкоголосой тирадой брани. Не совсем литературного содержания. Скорее совсем не литературного. Акустика ночью, известно, какая. Превосходная. Испугались все вокруг. И незадачливые дарители цветов, и вся наша семья, и все соседи. И сам дядя Шура. Был дикий переполох, запомнившийся надолго. Настолько, что спустя 40 лет на встрече одноклассников в школе, один из фигурантов этого приключения - Вова Булах, спрашивал, помню ли я эту историю?
Летние каникулы в Чернухино. По окончании отпускного срока, дядя Шура с Валеркой или Леночкой собирался домой, прихватив с собой меня, а впоследствии и подросшего Вовчика. Баба Лида давала ему какие-то деньги на содержание оравы, перемещающейся уже в Чернухино. Там, в "своем доме" на природе было раздолье. Дом был старый, тот в котором вырос дед Андрей и жила прабабушка Хима. Об этом доме я рассказала подробно в разделе о жизни Лидии Порфирьевны Спиридоновой - легендарной бабы Лиды. Парадный вход в деревянную веранду был давно заколочен, а сама веранда функционировала в качестве чулана-мастерской. Здесь хранились инструменты, старинные поломанные или ненужные вещи. Это была память о ком-то. Или предметы, которые было жалко выбросить. Пользовались "черным ходом", выходящим в небольшой дворик и сад. Рядом невысокие постройки сарая для угля и дров, курятник. Чуть дальше, по мощеной камушками дорожке, дощатый домик уборной. Возле приземистого входа в дом, напротив кухни и окна столовой росла большая старая вишня, и были высажены на небольшой клумбе цветы. Петушки, ромашки, астры. Здесь же на небольшом островке двора на траве мы и толклись весь день. В глубине двора, за колодцем, переплетался ветками и давал много тени уже немолодой сад с яблонями, черешней, абрикосами и сливой. Большой огород с грядками клубники, помидоров, огурцов, капусты. Через дорогу от дома, напротив, в яру, старый заросший малинник. Если туда забирался, продираясь сквозь пыльные кусты, колючки и тончайшие нити паутины позднего лета, то, не наевшись малины досыта и не измазавшись с ног до головы, вылезти, было выше всяких сил. Воду пили колодезную, чистую, ледяную, вытаскивая ее в цинковом ведре, гремя цепью колодца. Была еще и колонка, из которой текла артезианская вода, если ее подкачать рукоядкой насоса. Утром помогали чистить картошку и с удовольствием съедали жаренную на огромной сковороде. Готовили летом на керосинке или примусе. Иногда на электропечке с открытой раскаленной спиралью. Пахучие красные мясистые помидоры, хрустящие сочные огурчики с пупырышками, длинные стрелы зеленого лука рвали с грядки. Днем иногда помогали тете Шуре лепить вареники. С вишнями. Пекли оладьи на кислом молоке. Ели их с домашним вареньем или сметаной. Мы с Ленкой как все девчонки, любили возиться с мукой. Тетя Шура научила меня печь тертый пирог с повидлом. Пекли в электрической духовке. Потом во дворе устанавливали раскладушки. Короткую - детскую и длинную скрипучую большую. Играли в карты. В дурака, пиковую даму, девятку. По двору разгуливали разноцветные любопытные куры и цыплята. Мы бегали в курятник за еще теплым, только снесенным яйцом. Тут же, недалеко от входа, лениво бродил, поглядывая на нас, и перебираясь, с солнышка в холодок большущий котяра. В будке у ворот отдыхал от сторожевых трудов пес, погавкивая сквозь сон, для порядка, на редких прохожих. Вечером нам доверяли поливать со шланга огород. Днем мы поливали дорожки, прихлопывая веером водяных брызг, теплую, мягкую пыль. Наливали воду в оцинкованное корыто и выставляли его на солнце, чтоб согрелась для купаний. Вечером перебирались на улицу, на лавочку у ворот. Съезжались на велосипедах Валеркины друзья, а позже и Ленкины ухажеры.
Шурик. Дядя Шура всю жизнь проработал в больнице поселка Чернухино. Здесь старожилы еще помнили старших Спиридоновых. Терентия Харитоновича, который похоронен в братской могиле перед поселковым советом. За особые заслуги перед громадой. Нам с Вовчиком показывали этот памятник с выбитыми на нем фамилиями достойных такой почести местных жителей. Ефимия Андреевна - баба Хима - бабушка дяди Шуры жила с ними и нянчила Валеру и Леночку. На ее похороны мы приезжали из Верховцево - баба Лида, мама, я. Работал дядя Шура рентгентехником, в рентгенкабинете. Но так как врача рентгенолога в больнице не было, то ему приходилось частично выполнять эти функции. Популярно объяснять местным больным, что и как изображено на снимках, и какие действия им необходимо принимать в дальнейшем для эффективного лечения. Зарабатывал он немного. На работу ездил на велосипеде с моторчиком - мопеде. Из-за отрезанной в юношестве ступни, всю жизнь носил протез. Вечером его отстегивал, а утром надевал опять. Ходил с палочкой. С годами двигаться было все трудней: протез часто натирал ногу, уже не так легко и уверенно можно было ходить даже на не очень большие расстояния. Сильнее стал хромать. В силу этого физического недостатка многое в жизни оказалось недоступным. Что само по себе грустно. Практически всю мужскую работу по дому дядя Шура делал, так как был крепким, с сильными мускулистыми руками. Строгал, пилил, колол дрова. Копал и сажал огород. Чинил небольшие поломки во дворе и доме. Ремонтировал все, что было связано с электропроводкой и электрическими приборами. С молодости носил очки. Страдал близорукостью. Как и мама, хотя она ходила без очков. А у родителей - и у деда Андрея и у бабы Лиды было отличное зрение. Вот тебе и пресловутая наследственность. Дядя Шура, как и моя мама, любил читать. Без книг и журналов они себя не мыслили. В Чернухино, как и у нас в Верховцево, была большая библиотека и выписывалось много журналов. Детские - "Веселые картинки", "Костер". Женские - "Работница" или "Крестьянка" для тети Шуры. Что-нибудь техническое - мужское. Научно-популярные - "Наука и жизнь", "Огонек". И литературные - для души - "Новый мир", "Октябрь". Тогда это стоило недорого. Подписать можно было в кредит. Читал дядя Шура всегда и везде. Приезжая к нам, перечитывал наши книги и журналы. За год обязательно появлялось что-нибудь новое. Характером он был в отца - Андрея Спиридонова. Нравилась красивая жизнь, любил оказывать внимание симпатичным женщинам, умел интересно рассказывать анекдоты и смешные истории. Я запомнила такую прибаутку одного украинского юмориста в исполнении дяди Шуры:
"Одне дурне
Відправилось в турне.
Приіхало з турне,
А все одно - дурне"
Дядя Шура всегда был позитивно настроен. Оптимист по жизни. Я не помню его ноющим, грустным, обреченным. Хоть жизнь в Чернухино назвать праздничной было нельзя. В день получки он мог заехать в местный "ресторан", и там, в обманчиво роскошной обстановке, под веером развесистой пальмы в кадке, принять на грудь красного вина. Закусив дорогим бутербродом. С шиком. Быстро пьянел. Домой приезжал "под шафе". Правда, с кульком конфет или зефира в шоколаде. Для Шурочки и детей. Иногда содержимое кулька могло оказаться выражением денежного эквивалента остатка аванса или получки. Выпивши, становился разговорчивей обычного. Но, при этом он не делался агрессивным, а наоборот любвеобильным и покладистым. Его укладывали на диван в столовой спать. Тетя Шура хмурилась, а выросший Валерка сердился на отца. И с годами не прощал ему таких выходок.
Шурочка. Шурочка попала из большого города Харькова в маленький провинциальный шахтерский поселок, абсолютно неподготовленная. Здешняя жизнь требовала умения и привычки к сельскому труду: сажать, полоть, растить огород. Собрать и сохранить выращенный урожай. Жизненно необходимым было умение разводить и содержать домашнюю птицу: кур, уток. В местном сельпо, мясо отродясь не продавалось. Разве что говяжьи кости, да свиные ноги по праздникам. Только в исконно сельских, привычных крепких дворах выращивали свиней и держали корову. Это требовало мужицких, приученных с мальства рук. Даже вода здесь не лилась из крана, как в городской квартире. Ее нужно было вытащить из колодца и наносить ведрами в дом. Нужно было научиться топить печь углем и готовить на ней еду. Шурочка умела шить и обшивала Леночку и себя. Вела нехитрое хозяйство. Родила и воспитала красивых, умных и правильных детей. Растила, любила их и не роптала на судьбу. Не умела скандалить. Всегда ладила со своей свекровью. Была нетребовательной, не капризной. Часто болела. Лежала в больнице. В ее отсутствие и дядя Шура, и Валера, как старший, умели приготовить обед. Помню, какую вкусную картошку жарил Валерка. С лучком. Пропаренную под крышкой. Ели ее с домашними солениями из бочек. Летом 1986 года тетя Шура заболела. Лежала в местной больнице. От курса элементарных уколов, которые делали больничные медсестры, подхватила заражение крови. Так называемый сепсис. И медленно угасала. Мы с мамой и Иван Григорьевичем приезжали ее проведать. На меня жуткое впечатление произвела больница шахтерского поселка. Убогая, с застиранным темно серым влажным постельным бельем. Помещения с низкими потолками, скрипучими вытертыми половицами, маленькими тусклыми оконцами, полумраком и сыростью. Мы приехали на старой "Волге" И.Г. прямо в больницу. Дядю Шуру нашли в его кабинете. Он был в белом халате, завязывающемся сзади на тесемочки. Мы обнялись и он повел нас туда, где лежала жена. Тетю Шуру я не узнала. Она лежала исхудалая, как маленький комочек в большой металлической больничной кровати. В пустой маленькой, плохо выбеленной палате. Отгороженная ширмой из старой простыни от остального пространства. Изможденная. Кожа да кости. Маленькая как ребенок. Личико с кулачок. На нем остались одни огромные печальные глаза. Она не могла говорить, только глаза ее кричали о нестерпимой душевной, да и физической боли. Дядя Шура что-то говорил и у него предательски блестели глаза и хрип голос. Он показал большую гниющую незаживающую рану на месте уколов. Как воронку от взрыва. Я, как могла, терпела, что бы не заплакать, здесь же, возле нее. Потом вышли на улицу. Я была просто раздавлена увиденным. Выплакались вместе с мамой. На мокрой старой скамейке из серых некрашеных досок. Рядом с таким же вкопанным в землю облезлым, плохо струганным, рассыпающимся от времени столом. Недалеко от неказистого входа в отделение с обшарпанной деревянной дверью, с остатками на ней темной половой краски. После только что прошедшего, как-то по-осеннему мелкого и монотонного дождя, было мокро и мрачно. Со старого ветвистого дерева стекали холодные капли прямо на лицо. Утрамбованные дорожки превращались в скользкие острова грязи между еще ярко зеленой сочной травы. Мама даже пожалела, что я, со своей впечатлительностью стала свидетельницей этого больничного беспредела. Я поняла это по ее взгляду и тому жесту, каким она приобняла меня - "телячьи нежности" у нас в семье были не приняты. Ни Валера, ни Леночка уже в то время не жили в Чернухино. 26 октября 1986 года тети Шуры не стало. Годом спустя, в возрасте 65 лет, умер дядя Шура.
Валера и Леночка. В Чернухино летом мы ездили пока не повыростали. Первым уехал учиться в Харьковский техникум Валера. Жил он у деда Ёси и бабы Зои. Но по окончании учебы вернулся домой. Он всегда говорил, что жить будет только здесь. Так как Чернухино - центр Мира. Работал на шахте. Сам достиг всего своим трудом. Была у него мечта построить дом и купить машину. Сначала был у него, как у всех сельчан, велосипед. Только у Валеры он был особенный - спортивный, навороченный. Со специальными тормозами, необычным рулем и передачей. Яркими наклейками. Легкий, стремительный. Потом он купил мотоцикл. С Валеркой и его другом Васей мы летали по пустынной ночной трассе Ростов-Харьков. На двух мотоциклах. Как настоящие теперешние байкеры. Это 40 лет тому назад! На бешенных скоростях, только ветер свистел в шлемах и луна удивленно освещала рискованный путь неутомимым и бесшабашным гонщикам. Сейчас бы я уже не отважилась на такие отчаянные гонки. Потом Валера купил "Москвич". Женился на симпатичной и трудолюбивой Надежде. Взял он ее с маленьким Сашей, а потом родили и младшего - Витю. Старый дом Спиридоновых, ставший к тому времени неказистым и маленьким, он снес и на его месте выстроил новый. Большой, светлый, белого кирпича. С большущим подвалом. С новыми хозяйственными постройками. И машину купил, и дом построил, и сына вырастил. Выполнил все земные задачи настоящего мужчины. Без чьей бы - то ни было помощи. Исключительно рассчитывая на себя и свою молодую жену. Леночка после школы окончила Кадиевский ( с 1978г. - г. Стаханов) горный техникум. Рано вышла замуж. Родила дочь Эличку. Уехала на "стройку века" - Байкало-Амурскую магистраль, знаменитый БАМ. Так случилось, что с тех пор мы с ней не виделись. Знаю только, что живет она в Тынде и у неё растет внук.
Вместо эпилога.
Приложения:
1. Военный билет ... ?5104 старшего унтер-офицера Тимофея Петровича Катруцы, выданный в 1873г.
2. Паспорт ?1213 Тимофея Петровича Катруцы, выданный в 1919г.
Оригиналы приведенных документов сохранены, но плохо читаемы. На расшифровку текста, выполненного гусиным пером и каллиграфическим почерком писарями почтенных ведомств, ушло много времени и для удобства прочтения любопытными потомками, я привожу его распечатанным на компьютере.
1. Военный билет
ПО УКАЗУ
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА
АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА,
Самодержца Всероссійскаго,
И прочая, и прочая, и прочая.
? 5104
Объявитель сего, служивший Старший Унтеръ Офицеръ 133 Піъхотнамъ Запасномъ Баталіоніъ Тимофіъй Петровъ Катруца.
Имеет знаки отличия: одну нашивку изъ желтой тесьмы за 6-и летнею безпорочную службу.
Жалованья получалъ Восемьнадцать руб. сереб. въ годъ
От роду ему ныне 37 лет; Приметами: росту 2-х арш.5 2/8 верш. лицо чистое, глаза темнокарые, носъ умеренный, волосы на голове и бровяхъ темнорусые.
Въ службу вступилъ, какъ из послужнаго его списка видно, из Южныхъ поселянъ Херссонской Губернии Бобринсцкаго Уъзда села Троицкаго 3 округа 5-й Волости.
Въроисповъданія православнаго.
Читать и писать по русски знаетъ
В службу вступил 1863года
Января 22 определенъ на службу въ 13 стрълковый баталіонъ
Марта 9-го дня въ унтеръ офицеры 1866-го года.
февраля 22 переведенъ в 4-й резервный стрълковый баталіонъ.
Декабря 31-го 1866 года зачисленъ въ оный
1867 года января 7 -го Старшим унтеръ офицеромъ.
іюня 8 награжденъ нашивкою изъ желтой тесьмы за 6-ти летную безпорочную службу.
1869 года іюня 20-го попереименованый 4 резервнаго стрелковаго баталіона в 74 пъхотный резервный баталіон.
1870 года сентября 8-го На основании Высочайшиго повеленія объявленного в приказъ по военному Въдомству отъ 18-го іюля 1871 года № 212 уволенъ во временный отпускъ
1871 года октября 14-го причисленъ въ безсрочный отпуск
1873 года февраля 5-го по Высочайшему повеленію призван на службу
1876 года ноября 3 зачисленъ в 133 пъхотный запасный батальон. 1876-го ноября 10 дня.
Въ штрафахъ не былъ.
Означенный въ семъ указъ унтер-офицер
Тимофіъ Катруцъ, как видно изъ безсрочно-отпускного Его билета выданаго Екатеринославскимъ Губернскимъ Воинскимъ Начальникомъ 5 февраля 1873 за № 2837 причисленъ к обществу Мещанъ г.Екатеринослава для однаго счета и навсегда. і2 сентября 1873 года получилъ денежное отъ Казны пособіе изъ Екатеринославскаго Губернскаго Казначейства в размере десяти руб.
В походах и сраженіяхъ небылъ.
Женат на Анніъ Григоріевне.
Иміътъ сына Владимира и дочь Евгенію.
Означенного въ семъ Указіъ Унтер Офіцера Тимофія Катруца первобрачная жена Анна Григоріевна 27 января сего 1899г. умерши отъ паралича, и 28-го погребена по-христіанскому обряду. Акт погребения записанъ в метрич. книге под ?10 - погребение довершено пристоли Николаевской церкви. Села Новаи Кайдакі Екатеринославскаго Уіъзда. О чемъ и свидетельствуетъ:
Священникъ В.Титаренко
Діакон Н.Моисеенко.
Означенный въ семъ Указіъ Катруцъ 28 генваря 1901 года повенчанъ вторым браком с вдовою посліъ перваго брака Еленой Косминой Кирпевой; акт записанъ подъ ?16 февраля 5 дня 1901 года. священник Харсин
Діаконъ Ник. Моисеенко.
2.ПАСПОРТЪ
Выданъ Екатеринославской Мещанской Управой
Семейном списку № 1213 Печать-безплатно. На
Срокъ не болъе одного года.
Предъявитель сего гор. Екатеринослава губ., узда,
Гражданинъ
Тимофъй Петровичъ Катруца
Уволенъ въ разные города и селенія Россійской Имперіи от нижеписаннаго числа по 28 февраля - 13 марта 1920 года.
Данъ, с приложеніемъ печати, тысяча девятьсотъ девятнадцатаго 1919 года февраля 28-го - марта 13-го дня.
Предсъдатель Управы
Член Управы Печать
1. Въроисповъданіе
2. Время рожденія или возрастъ: 75 летъ
3. Родъ занятій: дом.хоз.
4. Состоитъ ли или состоялъ ли въ бракъ: Вдовъ
5. Находятся при немъ: --
6. Отношеніе к отбыванію воинской повинности: --
7. Подпись (владельца паспорта): Т.Катруца
На обороте: Адрес: Философская ?40, гор.Екатеринослав, 25 марта 1919 г.
Означенный въ симъ паспорте Тимофій Каруца сего 1920-го года марта 3 дня умеръ и погребенъ пристоли Св. Николаевской церкви пос. Надеждино Екатеринославскаго узда на Поселковом кладбище 1920 года марта 5 дня ст. ? 44.
За отсутст. священника
Псаломщик Сергій Сидоров.
Печать Св. Николаевской церкви.
Свободное копирование
