На днях смотрела по телевизору фильм о первых отрядах космонавтов. И там прозвучала фраза о том, что Королев, выбирая лучшего на роль первого в мире космонавта, обращал внимание на такую черту человека, как сентиментальность. Оказывается общепризнанно, что сентиментальные люди готовы на самопожертвование. Они никогда не оставят человека в беде и не бросят друга. Очень похоже на правду. Я же всегда стеснялась своих сентиментальных слез и расстраивалась, что не могу их сдержать. Страдала этим лет с 35, так, что назвать мою сентиментальность старческой все же нельзя. Я считаю это результатом, мягко говоря, неприятностей, которые пришлось пережить мне во взрослой жизни до этих лет. Слишком легко плачу от радости, доброты и переполняющих теплых чувств. От восторга. От неприятностей и обид - каменею. Хочется спрятаться в норку, как настоящей мышке, и там уже в одиночку горевать. Страдать и есть себя поедом. И чтоб никто не утешал "над душой". Знаменитое фамильное "не трогайте меня!". Поговорить, это уже потом, когда настрадаюсь вдоволь. И еще, дружить умеют не все. Собственно, как и любить. Дружить - это быть готовым к собственным жертвам. Жертвовать своим временем, интересами, делами, иногда деньгами. Ради другого. Ради друга. Так у иных остаются друзья со школы, с института. У эгоистов друзей не бывает. Бывают знакомые, приятели, собеседники и собутыльники. А любить, по-моему, это все-таки жалеть. Хоть нам 70 лет коммунистической власти вдалбливали чьи-то "золотые россыпи", что, мол, жалость - унижает. Чушь собачья. Вот когда тебя жалеют, тогда и любят. Или когда сам любишь, то уж точно, переживаешь, оберегаешь. Хочется закрыть собой. Даже от сквозняка. С первого класса у меня была закадычная подруга - Таня. Были мы две отличницы. Таня натуральная блондинка с голубыми большими лучистыми глазами. Вот уж поистине вымирающий вид: блондинка, причем очень светлая, - красивая и умная. Сейчас блондинка - синоним легкомысленной глупышки. Татьяна была серьезная, целеустремленная, справедливая, твердая и решительная. Училась на отлично вплоть до окончания школы. Была любимицей учителей и беспрекословным авторитетом для всех одноклассников. Даже для самых "оторв". Таня была личностью харизматичной. Со всеми признаками лидера. Сейчас она могла бы возглавить любое движение и за ней бы пошли. Как за Юлей. Я же после начальных четырех классов стала твердой "хорошисткой", на пятерки не дотягивала. И характером вышла мягким. Ранимая и нуждающаяся в чьей-то поддержке. С грудой подростковых комплексов. Вечно сомневающаяся. И, оглядывающаяся на общественное мнение. "...Что скажет, княгиня Марья Алексевна..." Уж и княгини перевелись, а предубеждения остались. Так вот Таня была блондинка, а я брюнетка. Беленькая и черненькая. Не разлей вода. Клялись мы с ней в вечной дружбе. Сначала подносили ладонь к горящей свечке. Кто дольше выдержит. Зачем? Сейчас не помню. Начитались книжек. Потом решили быстренько съесть пуд соли. Было нам лет по семь-восемь. Учились в начальных классах и эту поговорку про пуд соли хотели немедленно воплотить в жизнь. Буквально. Оказалось, что старинная русская мера веса - пуд - равна 16,38 кг. Взяли мы с ней соль в льняном мешочке. Ну не пуд, конечно, где-то с пол кило. Чайную ложку. И ушли за сараи. Есть соль решили ложками ничем не закусывая. Думаю, что это был мой экстрим. Уж очень на меня похоже. Пристроились мы с ней, усевшись на траве, облокотившись на глиняную стену сарая. Набрали по ложке соли и отправили в рот. Дурость, конечно, редкая. Идиотизм полный. И я пыталась проглотить эту самую соль без ничего. Даже не завив водой. А Татьяна, заблаговременно, еще дома, засунула за щеку кусочек хлеба. Она потом сама призналась. Вот в этом вся моя наивность, доверчивость и простодушие. Обидно, что с этим багажом я и отправилась по жизни. И ни какой подобный очередной случай меня ничему не учил. И каждый раз, когда меня обманывали и подставляли, я искренне недоумевала и удивлялась - ну, как же так? Ну неужели? Редкая необучаемость. Еще мы с Татьяной, будучи во втором или третьем классе прыгали с крыши сарая с большим черным зонтом от дождя. Душа хотела летать! Но полета не получалось. Падали мы камнем. Хорошо еще ноги не ломали. Однажды летом на каникулы Жанна взяла нас к себе в Днепродзержинск. Двоих. Чтоб мне не было скучно. Она тогда уже работала фтизиатром в днепродзержинской заводской поликлинике. Жила в коммунальной квартире, соседями была одна семья. Водила она нас в центральный городской парк на карусели. В кафе - мороженое. Учила есть мороженое, а потом пить минеральную воду, так как была убеждена, что после сладкого, в больших количествах, обязательно хочется пить. Мы эту мысль не разделяли, но и не спорили. Еще она научила есть клубнику со сметаной. Покупала нам на рынке клубнику, мыла, чистила от хвостиков. Раскладывала по тарелкам и заливала сметаной. Или сливками. Сверху сыпали сахар. Было вкусно. У Жанны был новый большой и высокий трехстворчатый немецкий платяной шкаф. Полированный, светлого дерева. Её гордость. Так как из обстановки это была самая значительная, дорогая покупка. Дефицит. Доставался по блату. Когда она уходила на работу, мы стелили на пол ватное одеяло. Брали черный длинный допотопный зонт с деревянной осью и ручкой. Забирались на шкаф со стула и со спинки дивана. Сверху стать в рост не хватало высоты. Хоть дом был сталинской постройки, но, видимо, высота до потолка была немногим больше 3 метров. На крышке шкафа мы сидели на корточках, как нахохлившиеся вороны. Или курицы на шесте. Но те, все-таки, с помощью крыльев приземлялись плавно, создавая иллюзию кратковременного если не полета, то уж точно не стремления поломать кости. Мы раскрывали зонт и пытались планировать вниз. Высоты опять было мало. А зонт, скорее, мешал. Роль планера ему не удавалась. Душа не парила, а уходила в пятки. Вбивалась в них. Потом Жанна все время сетовала, что у нее перекошены дверцы шкафа и он стал плохо закрываться. Все списывалось на ее дотошность, въедливость, подозрительность и занудство. Но я то знала в чем дело. Так никогда и не призналась ей, кто перекосил дверцы нового шкафа.
Школьные новогодние карнавалы. Новогодним утренникам в школах в то время уделялось большое внимание. Может потому, что телевизоров тогда еще не было, дискотек и других развлечений тоже. У нас были театрализованные новогодние представления. Играли постановки сказок силами всех учеников. Причем, каждый класс ставил свой спектакль. Начинался такой своеобразный театральный бум. Сейчас бы назвали - театральный фестиваль. Рисовались декорации, после уроков проводились многочисленные репетиции. Шились костюмы сказочных персонажей. Подготовка начиналась задолго до Нового года. В обязательном порядке привлекались активные родители. Они помогали написать и раздать всем тексты ролей, оформить сцену, закупить новогодние подарки. Подарок это бумажный пакет из коричневой оберточной бумаги, украшенный с лицевой стороны нечетким, примитивным, аляповатым новогодним рисунком, с набором конфет, печенья. Обязательно всем без исключения. Подарки в конце утренника раздавал Дед Мороз. Чаще это был кто-то из учителей, родителей или вспомогательных работников школы, одетый в красный кафтан, валенки, с белой приклеенной бородой, посохом и большим подарочным мешком. На Новый 1956 год на школьный утренник сшили мне костюм Ночи. Мы играли какую-то сказку и у меня там была такая роль. Я видела много подобных карнавальных костюмов, где не мудрствуя лукаво, шился длинный черный балахон до пят с некоторым количеством звездочек и луной на груди. Иногда такая же луна украшала черную корону. Бабушка пошила мне из марли длинную широкую юбку и пелерину чуть ниже пояса, широкими фалдами ниспадающую с плеч, с длинными рукавами. У горловины она была стянута на резинку. Костюм выкрасили анилиновой краской в черный цвет. Но весь фокус заключался в том, что все поле и юбки, и пелерины сверху до низу и спереди и сзади, был украшен малюсенькими серебристыми звездочками. Расстояние между ними было не более 2-3 см. Работа эта была адская. Надо было сначала вырезать из серебристой фольги звездочки. Тогда в рулонах она не продавалась. Фольгу собирали с конфетных оберток - она обязательно была в шоколадных конфетах между фантиком и конфеткой. С оберток плиточного шоколада и пачек хорошего чая. Клич кинули всем друзьям и знакомым. Фольгу несли все. Клей тогда был только силикатный, оставляющий, засыхая белый осыпающийся неприглядный след. Поэтому клеить надо было аккуратно, промокая и убирая марлечкой остатки клея из-под тонких лучиков маленьких звездочек. Делали еще мучной клейстер, заваренный в домашних условиях на муке или крахмале. Им клеили картонные детали костюмов и декорации на сцену. Фольгу такой клейстер не приклеивал. На мой костюм было наклеено более 200 звездочек! Я, конечно, пыталась вложить свою лепту в этот, прямо скажем, каторжный труд, но моего терпения надолго не хватало. Вечерами после работы баба Лида и Жанна трудились в поте лица. Была еще сделана корона. Блестящая черная, высокая как кокошник, с плавными закруглениями по верху. Корону украшала золотистая луна-лодочка и несколько более крупных, чем на платье серебристых звездочек. Спустя пятьдесят лет, на встрече по поводу 40-летия окончания школы, мой одноклассник Коля Палий - полковник ВВС, приехавший из Подмосковья, к великому моему изумлению, вдруг спросит: "Света, а ты помнишь, какой у тебя был костюм Ночи?". Я то, конечно, помню, но что б еще кто-нибудь помнил?! Кстати, Коля после увольнения в запас, защитил кандидатскую диссертацтю по экономике, теперь читает лекции студентам в одном из московских университетов и параллельно имеет свой небольшой бизнес. Короче, состоялся! Недавно он был в Днепре по делам и зашел меня проведать. Я была ему очень рада. Теперь о новогодних костюмах. Надо сказать, что в женских журналах того времени обязательно перед Новым годом публиковались всевозможные варианты разных карнавальных костюмов. Выпускались специальные буклеты с выкройками и описанием их изготовления. В школах и детских садах этому уделялось особое внимание. Бабушкина и мамина приятельница, Надя Зимина, работала в детском саду воспитательницей. Перед новогодними праздниками у неё наступала горячая пора. Все разговоры были посвящены карнавальным убранствам, утренникам и подарками. Тетя Надя одна воспитывала сына Юру, муж её, кажется, не вернулся с войны. Замуж она больше не вышла, хотя была очень симпатичной, улыбчивой, с магическими ямочками на щеках. Мягкая, приветливая и безотказная. Всю свою жизнь она посвятила воспитанию детей. Накануне Нового года тетя Надя приносила красочные рисунки с выкройками разнообразных карнавальных костюмов. Были там Красные Шапочки, серые волки, мухоморы, зайцы, медведи, снегурочки и снежинки, черепахи Тортиллы, Карабасы-Барабасы, гномики и царевны-лягушки. К выступлениям на школьном утреннике готовились основательно. Костюмы делали сообща, всей семьей. Потом на утреннике в школе каждый надевал свой наряд и был праздник. Родители тоже приходили на представления. Помогали наряжаться, создавалась праздничная приподнятая предновогодняя суета. В одном классе - закулисье. С карнавальными костюмами, грудами одежды, суматохой, неразберихой. Просторные коридоры на время становились тесными от вынесенных парт из класса, где происходило новогоднее действо. Гремела музыка. Патефоны, пластинки. Живой звук - это игра на баяне учителя музыки. Потом волнительное время выступлений, общих хороводов в большом, свободном от парт, классе вокруг высокой нарядной ёлки. Минуты триумфа и вручения подарков. Мальчишки пугали нас шумом неожиданно, над ухом взорвавшейся хлопушки. Все обсыпалось разноцветным конфетти. Раздавался девчачий, удвоенный праздничной суматохой, гвалт и на убегающих шкодников обрушивался притворный разноголосый гнев. Детвора моталась с пунцовыми щеками, разгоряченная, в волнующе приподнятом настроении. Гости и артисты запутывались в тонких ленточках серпантина. Резко пахло, сгорающими, шипящими и разбрызгивающими свои искры в разные стороны, бенгальскими огнями. Было много шума, беготни, шушуканий, толкотни и откровенных возникающих симпатий. Была и конкуренция между классами. Неофициально кулуарно признавался лучший спектакль, костюмы, подготовка. Воспоминаний и впечатлений хватало на все зимние каникулы. Мой костюм заслуженно признали одним из лучших. Я была принцесса, но теперь - Ночи. Задавалась и воображала. Вот так меня баловали бабушка и Жанна, сообща. Вовчику тоже шили костюмы. Еще маленькому на утренник в садик, мама умудрялась сделать костюм Зайчика таким образом, что длинные заячьи уши стояли вертикально торчком, а не заваливались набок как у всех. "Ушки на макушке" были как настоящие.
Как я побрилась налысо. В Верховцево в детский сад я не ходила. Правда, была одна попытка сдать меня туда перед школой летом 1955 года. В тот год, когда папа получил назначение на Курилы. Так как папа уезжал с мамой и маленьким Вовчиком, меня, чтоб я не путалась под ногами, отвели в детский сад. Располагался он недалеко от дома, да там все было близко. И заведующая садиком, и воспитатели все были бабушкиными приятельницами или знакомыми. Пробыла я в садике полдня и удрала без спросу домой. Переполох был дикий. Исчезла внучка Лидии Порфирьевны! Сбежала я потому, что есть детсадовскую еду я, видите ли, не могла. Ничего удивительного, я и домашнюю стряпню не очень жаловала. Вообще, почти никогда не хотела есть. Когда пропажу обнаружили дома, а не в бегах, все облегченно вздохнули. Бабушка меня не очень ругала, так как была рада, что я нашлась и больше подобных экспериментов со мной не проделывали. Кстати, спустя 30 лет выяснилось, что Алексей, который мужественно прошел через все чудовищные испытания советскими детскими яслями (с годовалого возраста), садиками и летними пионерскими лагерями (иногда по две смены подряд), наотрез отказался есть обязательные "школьные завтраки". Он их не переваривал. И всю жизнь его преследовал запах и вкус столовской тушеной капусты, чем обусловил взрослое меню, напрочь исключившее капусту в любом виде. Это ж надо так "достать" человека! В пионерский лагерь впервые я поехала летом 1957 года. Назывался он "Белая криница". Долгинцевского отделения Сталинской железной дороги. Располагался в лесу на берегу речки. Отдыхали там дети железнодорожников. Напросилась я туда сама и поехала исключительно потому, что Сизенки отправляли своих дочерей - Нину и Свету. А мы со Светкой подружки - "не разлей вода". И я даже не представляла, что буду без неё делать во дворе целый месяц. Накануне сестры решили побрить волосы на голове "под ноль", так как народная молва гласит, что после такой процедуры, волосы становятся густыми и здоровыми. У меня они и без того были пушистые, густые и вьющиеся. Но я заявила дома, что хочу проделать то же самое. Мама меня отговаривала, но я как настоящая обезьяна, тупо повторяла действия подружки. После бритья девчонки повязали головы платочками, а я водрузила на себя "брыль" - соломенную шляпу. Так и уехали мы в лагерь, так и проходила я все лето в плетеной панаме с загнутыми к верху полями. Платки я не носила никогда, считая что меня они уродуют, а с бритой головой ходить стеснялась. Первая попытка отлучения меня от дома оказалась неудачной. Во - первых, я была еще совсем малышня - только закончила 2-й класс. Хоть и с подружками, но в той лагерной обстановке, где мы спали в большой комнате на десяток скрипучих железных коек, с обязательной утренней и вечерней перекличкой на плацу, зарядкой, тучами кусачих комаров по вечерам и расчесанными до крови их укусами, было мне тоскливо и неуютно. Я писала карандашом домой письмо и от напряжения или долгих тягостных раздумий уколола себе ладонь остро наточенным графитом. Ранка не заживала, а наоборот загноилась. Поднялась температура и меня положили в изолятор! То есть, в лагерную больницу. Это был медпункт с больничной палатой на три места. Лежала я там одна и тихонько плакала. Просилась домой. Медицинский персонал в лагере представляла медсестричка из бабушкиной больницы. Она сообщила в Верховцево, что я заболела, за мной приехали и забрали домой. Больше в подобные лагеря меня не отправляли. Уже будучи большой, в 6 или 7 классе я ездила на Арабатскую стрелку в пионерлагерь Приднепровской железной дороги. Там было теплое мелкое Азовское море, солнце, взрослые подруги, красивые вожатые и детские влюбленности. Мне понравился мальчик из Днепропетровска. Звали его Ян. То ли Добровольский, то ли Яновский. Осенью я увидела его по телевизору. Он вел какую-то пионерскую телепередачу. Как рассказала мне потом тетя Нонна Дегтярева, жил Ян в их доме на Телевизионной во дворе студии. На телевидение его пригласили благодаря фотогеничной внешности. А был он ослепительно красив. Высокий, большеглазый, черноволосый. Родители Яна работали в управлении Приднепровской железной дороги. Потом еще долго тетя Нонна сообщала мне об известных ей жизненных коллизиях моего виртуального любимца. А я, как большая фантазерка и мечтательница, сочиняла всякие небывалые приключения с Яном в главной роли. Очень мне хотелось встретить такого же наяву.
О мелочах. Баба Лида любила часто повторять, что по тому, как человек ест, можно многое о нем узнать. Что раньше, прежде, чем взять на работу, хозяин усаживал потенциального работника за стол и кормил. Если тот ел быстро, чисто, аккуратно - значит, так же и работал. Споро, ответственно, добросовестно. И его брали на работу.Сама она ела всегда быстро, почти на ходу. Так же быстро делала любую работу. Все доводила до конца, никогда не бросая на пол дороге. Впоследствии, с годами, даже была недовольна, что не умела во время застолий за неторопливой беседой, не спеша получать удовольствие от вкусных блюд, закусок, сладостей. Все по привычке, съедалось моментально, " впопыхах". А потом спешила накормить, угостить окружающих. Впрочем, мы все страдали от жесткого ритма жизни и любая еда "заглатывалась" на ходу. Я тоже всегда спешила, как на пожар. Никакие правила хорошего тона в этом плане не привились. Констатирую это без притворного самолюбования. Ничего хорошего в неумении есть не торопясь и получать удовольствие от вкусной еды нет, даже учитывая утешительный приз "ЗА ОТЛИЧНОГО РАБОТНИКА". Заглатывание еды - ещё и прямая столбовая дорога навстречу гастриту. Увы. Много раз читанный этикет поведения за столом, не дал дружных всходов. Самое известное и вбиваемое в головы, правило "КОГДА Я ЕМ, ТО ГЛУХ И НЕМ", вообще считаю пагубным. А в отношениях с малыми детьми, особенно разрушающим доверительные семейные отношения. К счастью, со мной родители беседовали именно во время еды. В остальное время меня было не поймать. И я с Алексеем тоже нарушала эту дурацкую заповедь. Когда, как не за обедом или ужином рассказать обо всем, что случилось за день? Когда же общаться с детьми, загнанными в ясли, детсады и школы, нивелирующие любые индивидуальности? С Алексеем я разговаривала обо всем. О делах на работе, о новом цехе, который проектировала в ГИПРОМЕЗЕ, о том, как утром втискивалась в переполненный автобус. Предварительно вынув из лужи, слетевшую с головы, от сильного ветра свою модную черную шляпу с полями. О своем детстве, о трудностях совмещения работы лаборантом в ЦЗЛ химкомбината и вечернего обучения в институте и всякой другой дребедени. Может иногда это происходило потому, что иного собеседника у меня не было? Не знаю. Но мне было всегда важно знать его мнение. И интересно, что случилось за прошедший день у него в садике, школе, а потом в университете. Многие взрослые удивляются, что у них "нет контактов с выросшими детьми". Разговаривайте. Обо всем. Нас с Вовой воспитывали не нотациями. А общением. Самой жизнью. Личными поступками. Нас с ним никто специально "не натаскивал", но если мы сидели перед телевизором и в комнату заходила мама или бабушка, то тот кто сидел в кресле, моментально вставал и уступал место. Сами мы перебирались на пол, на ковер рядом. Это было само собой разумеющееся. Возвращаясь со студенческой практики, отпуска или командировки, я считала обязательным привезти домой какой-то сувенир, чистую безделицу. Пусть копеечную, но примечательную, оригинальную чепуху на память о тех местах, где была. Как сигнал, что я помнила о вас. Так всегда поступал отец. Так делает Вова. Он ещё при этом загружает нам холодильник "под завязку", привезенными гостинцами. Говорят, хорошие родители - это счастье. Плохие - крест. Нам повезло.
Свободное копирование
