Бабушка всегда кого-то опекала и заботилась.Почти каждые выходные к нам приезжали родственники из Днепропетровска. Бабушкин двоюродный брат - дядя Толя Дегтярев и его жена - тетя Нонна. Поскольку девичья фамилия бабушки - Дегтярева, значит дядя Толя был сыном родного брата бабушкиного отца. Пара была примечательная. Он небольшого росточка, худощавый, подвижный, симпатичный в молодости и любивший ухаживать за красивыми женщинами. Тетя Нонна была выше мужа почти на голову и крупней его - костистей, массивней. Она никогда не была толстой, просто высокой и крепкой. Внешне. Сколько ее помню, она всегда была больна. То мигрень, то язва, то печень. В ее семье - сестра Поля, племянники Юра и Нина звали ее Нана. Что, по-гречески - любовь, а по-грузински - мама. Полин сын - Юра Ромашко был гордостью семьи. Образованный, как говорят, с активной жизненной позицией. Женился на москвичке. Умной и красивой Наде. Кажется, она закончила очень престижный в те времена институт "Стали и сплавов". Юра сделал успешную карьеру. Ему прочили столичное будущее помощника первого секретаря Политбюро ЦК КПУ В.В Щербицкого. У Нади и Юры родился сын Саша и дочь Маришка. Тетя Нонна очень гордилась своим племянником и его детьми, впоследствии жизнь независимо от этих семейных уз свела меня с Сашей. Мы работали с ним в одном отделе металлоизделий Укргипромеза в Днепропетровске. И, несмотря на то, что он был младше меня по возрасту, оказался "главным специалистом", то есть старшим по должности. Мы с ним никогда раньше не виделись и я с удивлением обнаружила, что это тот самый Саша - мой дальний родственник, "седьмая вода на киселе". Но это произойдет спустя четверть века.
Дядя Толя приезжал с фотоаппаратом и многими мгновениями, запечатленными на карточках, мы обязаны ему. А снимали меня с рождения и вплоть до первого класса очень много. Любовно. А потом и Вовчика. Так вот дядя Толя был у нас любитель застолий. Ел мало, а выпить любил. Но он никогда не напивался, не дебоширил. Он вообще был легким, покладистым, тихим. Пока был трезвым. Когда выпивал становился суетливым, беспокойным и вредным. А тетя Нонна начинала зудеть. Во время войны он, кажется, был на оккупированной территории. Что автоматически лишало в дальнейшем любого карьерного роста. При поступлении на любую работу, заполнялась анкета, в которой были такие вопросы:
- - был ли в плену (где, когда и при каких обстоятельствах попал в плен, как и когда освободился из плена);
- - служил ли в войсках или учреждениях белых правительств;
- - находился ли на территории, временно оккупированной немцами в период Отечественной войны;
- - были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда).
Причем, партия безусловно была одна - коммунистическая. И если хоть где-то что-то не совпадало с "линией партии", надо было сидеть тихо и не высовываться. Всю жизнь дядя Толя проработал на станции Днепропетровск - пассажирский в почтовом отделении. Сопровождал почтовые вагоны, отвечал за сохранность писем, посылок и всякого багажа. На службе был на хорошем счету. Добросовестный и ответственный. Был всегда в тени. Получал свою маленькую зарплату. Амбиций не имел. Любил свою сестру Лидушку (с ударением на первом слоге), гордился ею и был под каблуком у жены. Детей у них не было. Тетя Нонна Дегтярева проработала всю жизнь секретарем у какого-то начальства в управлении сначала Сталинской, а потом Приднепровской железной дороги. Работала в большом солидном здании "дороги" на привокзальной площади Днепропетровска. Все дома на этой площади выполнены в стиле, называемом, сталинский ампир. Величественные, массивные, с внешними украшательствами и высокими потолками.
Однажды бабушка, отправляясь по каким - то своим делам в Днепропетровск, взяла меня с собой. Видимо, ее вызвали в управление и мы зашли к тете Нонне на работу. Она нас водила в столовую управления и я там впервые попробовала глазированные в шоколаде детские сладкие сырочки. Творожки. Они были в серебристой фольге на деревянной палочке. Ну, чистое эскимо! Так кормили управленцев в столовой даже в те послевоенные годы! У дяди Толи и тети Нонны был бесплатный проезд по железной дороге.
Тетя Нонна была суетлива и любила посудачить. Еда у нее была пресная, диетическая. Но самый вкусный наполеон я ела именно у Дегтяревых. Тетя Нонна пекла великое множество тонюсеньких коржей. Они были не рассыпчатые, как у нас дома, а тянучие, как бы волокнистые, как лаваш. Заварной крем пропитывал многослойный торт насквозь до дна. Наполеон получался "мокрый". И я до сих пор помню его сладкий ванильный кашеобразный вкус во рту. Жили они в доме на Телевизионной в коммунальной квартире, правда, с одним соседом. Это считалось большой удачей. Занимали маленькую комнатушку. Там помещались металлическая кровать с горкой подушек и подушечек у стены рядом с окном. Малюсенький диванчик у противоположной стены, плательный шкаф рядом с дверью и в центре небольшой квадратный стол, укрытый плотной темной цветной скатертью. В углу у окна стоял маленький туалетный столик с зеркалом. Поверх кружевной белой салфетки - множество мелких статуэток, модных в ту пору, слоников и ангелочков на нем. Духи "Красная Москва" и "Красный мак", рассыпчатая пудра в круглой коробочке и темно красная губная помада. Дяди Толин одеколон с пульверизатором на рифленом, пузатом матовом флаконе с резиновой оранжевой грушей. Шиком тогда считался одеколон "Шипр". Зеленого цвета и резкого запаха. В те редкие приезды, когда мы с бабушкой были у них в гостях, дяде Толе, за неимением другого спального места, приходилось спать на полу. Мне запомнилось, что у тети Нонны была икона, которую она не афишировала и тихонечко молилась, как мне казалось, по любому поводу, несмотря на сплошь атеистическое окружение. Еще запомнилась и поразила бронзовая скульптура богини Фемиды с повязкой на глазах, символизирующей беспристрастие, с весами в одной руке и мечом правосудия в другой. Она была не очень большая, но выразительная и солидная. Антикварная. Это была память, по словам тети Нонны, о ее маме. Потом по наследству она перешла к Саше.
В их дворе на Телевизионной стояла телевышка. Тут же рядом размещалось здание телестудии. Тетя Нонна рассказывала нам сплетни о тогдашних звездах - кумирах, телевизионных ведущих. Сплетни всегда были с негативом, с намеком на безнравственность. Что потом, впрочем, и подтвердилось, когда обнародовали в печати историю о закрытом клубе для тогдашней элиты и "золотой" молодежи - "Белая лошадь". Примой там выступала неизменная теледива Тамара Чалая. Когда я выросла, то расспрашивала у тети Нонны что носят модницы в "губернии". Она сама никогда модницей не была и об остромодных нарядах рассказывала с явным их неодобрением. Поджав губы.
Любимые родственники. В тот период, когда мы жили еще на Привокзальной, часто приезжали из Днепра бабы Лидины племянники. Коля и Таня Дегтяревы. Дети бабушкиного родного брата - Николая. Дети довоенные. Коля 1934 года рождения, Таня-1938. Бабушкин брат ушел на фронт, воевал и погиб в конце войны, когда наши войска уже освобождали Европу от фашистов. В январе 1945 года. Похоронен в венгерском городе Секешфехерваре в братской могиле на русском военном кладбище. Много лет спустя, а точнее через 45 лет, когда Вова служил в Венгрии, он объездил много русских кладбищ и нашел могилу нашего деда. Мы с мамой, приезжали к Вове в гости, он нас возил на воинском уазике на могилу деда Николая и мы положили там цветы. Так вот, в 50-ые годы приезжали племянники к нам в Верховцево. Летом почти каждый выходной. После школы оба окончили транспортный институт. Жили вместе с мамой, тетей Зиной. Она работала, кажется, на почте. Жили тяжело, "тянулись". Построили сами белый кирпичный дом в районе ДИИТовского городка. Ближе к Туннельной балке. Они приезжали к нам с радостью, а мы любили их. Таня была светловолосая, стройная, с точеным римским профилем, красивая, "в мать". Занималась художественной гимнастикой. Стала инженером-строителем железнодорожных мостов. Была девушкой тонкой, романтичной. После окончания института уехала по распределению в Тмутаракань. За туманом. И за запахом тайги. Коля запомнился молодым, веселым, озорным, улыбчивым, громкоголосым, подвижным. Высокий, жилистый больше похож на отца. Только русый - в мать. Светлые волосы спереди были длинные, и зачесывались назад по моде того времени. Коля часто небрежным движение руки или резким взмахом головы отбрасывал их со лба. Однажды, еще будучи студентом, приехал не один, а с Наташкой. Уже женой. Была она может и не красавица, но ослепительно хороша. Хохотунья. Веселая, легкая, свежая. Коля светился. Привез похвастаться. Баба Лида потом выстирала его белую рубаху и была недовольна, что сияющая, как новая копейка Наташа, не сделала это сама. Наташка оказалась "не для семьи". Прожили они недолго и вскоре расстались.
Была у бабы Лиды еще крестница Света Высоцкая. Она звала бабушку - "мама Лида", чем вызывала у меня некоторое недоумение, растерянность и ревность. Родилась Света во время войны в эвакуации, где-то, помнится, в Средней Азии. Её отец был, кажется, комиссаром в эвакогоспитале, где работала бабушка. После войны они вернулись в Днепропетровск, жили на углу улицы Баррикадной и проспекта Карла Маркса. В самом центре. На втором этаже старого трехэтажного особняка. Мы с бабушкой часто бывали у них в гостях. В мирное время Высоцкий работал на заводе Ленина каким-то начальником. Бабу Лиду с Высоцкими соединили тяжелые военные годы и была это самая крепкая связь. В семье было трое детей. Старший сын - Володя. Средняя - Светлана и младшая дочь Таня. Светлана самая яркая. С характером! Уже будучи взрослой, ездила в Среднюю Азию, куда-то, где стоял эвакогоспиталь, где она родилась и выясняла на самом ли деле она родная дочь Высоцких. Что-то не понравилось в отношении родителей к ней и Светлана заподозрила, что она "приемыш". Очевидцы её рождения подтвердили непосредственные кровные узы с мамой и папой Высоцкими. Хоть это было видно любому невооруженным глазом - она было точной родительской копией. Иногда в детстве нами многое воспринимается остро, болезненно и с подозрением. Фантазируем... В восьмом классе Высоцкие забрали меня в Днепр на зимние каникулы, водили на городскую ёлку, в театр, в парки. В то время в Верховцево было модно на воротник пальто приколоть металлическую штампованную, желательно крупную и яркую цветную брошь (?!). Как жетон у дворника в былые времена. В ЦУМе я купила такое безобразное украшение с изображением, кажется, елки в снегу, чем вызвала жуткое Светланино недоумение. У них в "губернии" такое уродство считалось несомненным кичем. Приколоть в Днепре я эту "красоту" не решилась. Уже перед отъездом домой в Верховцево, я упросила отрезать мне длинные волосы. Зная Светланину решительность на грани авантюризма, я обратилась именно к ней. Надо отдать ей должное - всю ответственность Света взяла на себя и отвела меня в парикмахерскую "Красуня" на первом этаже их же дома. Там мне отрезали надоевшие косы и Света повезла меня домой с новой прической. Ехали мы с ней и не знали, какая реакция будет у домочадцев, ведь я ни с кем не согласовывала такое радикальное изменение. Света такая стойкая, решительная и громкая, ехала меня защищать, в случае чего. Возражать ей было не возможно. Никто и не стал. К слову сказать, новая прическа мне была очень к лицу. Зимой Света приезжала к нам, экипированная лыжным костюмом и новенькими горными лыжами. Ходила в балку "за путями" и представлялись ей наши лыжные трассы чем- то вроде австрийских Альп. Она такая отважная, находила себе там компаньонов, гоняла часами на лыжах. Возвращалась румяная, пахнущая морозцем, радостная, шумная. Любо - дорого посмотреть!
Пекарня. Дом наш располагался напротив местной пекарни, через дорогу. Дорога была грунтовая, летом с толстым слоем горячей мягкой пыли, осенью и весной - разбитая с большущими, глубокими канавами от колес, заполненными водой и расквашенной земляной жижей. Для того, чтоб по ней можно было передвигаться, из печей на дорогу выбрасывали сгоревшую раскаленную "жужелицу" - отработанный уголь. Он раскатывался колесами подвод и бричек, редких тогда, грузовых машин. Утрамбовывался и дождливой осенью по ней как-то можно было ездить и ходить. А вообще весной и осенью самой ходовой обувью в Верховцево были резиновые сапоги. Без них - никуда! Пекарня была приземистая, широкая из каких-то разнокалиберных строений, видимо достраиваемых по мере необходимости. С покатой серой шершавой крышей, укрытой толью. Сероватые, запыленные стены, белились по великим праздникам. Малопривлекательное внешне сооружение. Но одно из главных. И днем и ночью во двор долетал сытный дух горячего свежеиспеченного хлеба. Тут же во дворе пекарни стояли деревянные будки с облупившейся местами синей краской. В будках развозили хлеб. Развозили на лошадях. Пока загружали будку, лошадь жевала сено из холщовой торбы, которую ей подвешивал конюх. Мотала гривой, переминалась нетерпеливо с ноги на ногу в теплой мягкой пыли и отгоняла хвостом надоедливых мух. Со двора пекарни всегда веяло жаром. Запах свежего навоза смешивался с кисло-сладким запахом хлебной закваски, бродящих дрожжей и перебивался горячим сладким вкусным духом только что вынутого из печи хлеба. Хлеб развозили по хлебным ларькам и магазинам. Был такой ларек на привокзальной площади, еще один возле базара, там же на базарной площади стоял магазин - сельпо, где тоже продавали кроме всего прочего и хлеб. Хлебные ларьки были деревянными с окошечком - прилавком. Пекли, в основном, хлеб - кирпичик. Его взвешивали на весах. Весы были с двумя чашками и разными гирьками. От сто- граммовых до килограмма. К буханке давали довески, мы их обычно съедали по дороге домой. Носили хлеб в плетеных сетках.
Условия жизни и удобства. У каждой семьи был сарай, где хранили дрова и уголь на зиму. Уголь "выписывали" на угольном складе и завозили на подводах. Выгружали рядом с сараем. Потом его нужно было занести в сарай и сложить горой за отделенную для него деревянную загородку. Уголь иногда попадался большими глыбами, их разбивали на мелкие куски топором. Он был черный, блестящий, словно перламутровый. Слоистый. Антрацит. Иногда привозили матовый сероватый легкий кокс. Завозили дрова для растопки. Это были большие чурки. Часто старые железнодорожные шпалы. Их надо было распилить, а потом еще наколоть и сложить аккуратно в поленницу. Кололи и пилили дрова сами. Сначала бабушка, мама. Потом, когда выросла, мне приходилось тоже этим заниматься. Впрочем, я это делала легко, даже с удовольствием. А когда подрос Вовчик, ему сам бог велел, он был у нас единственный мужчина. Никакого центрального отопления не было и в помине. Уголь носили в дом в больших цинковых ведрах, черных от угольной пыли и сажи. Иногда его сеяли через большое прямоугольное сито.
Свободное копирование
