Когда в 45-ом я вернусь из тюрьмы, меня не будут принимать на работу. Не примут меня и в аспирантуру. И тогда я пойду за помощью к своему учителю Александру Романовичу Лурии. Это он, Лурия, был инициатором того, чтобы мне, студенту, дали Сталинскую стипендию.
Поможет он мне и теперь.
В то время он заведывал лабораторией в Институте неврологии АМН СССР. Он поговорил с Николаем Ивановичем Гращенковым, директором этого института. Гращенков дал согласие, и меня приняли в лабораторию к Александру Романовичу. Я стал утешителем у постели его послеоперационных больных. Вот на такой работе меня использовали.
Александр Романович интересовался в те годы, как сказываются аномалии мозга на речи человека. Под его влиянием я стал посещать семинары в Институте языка и мышления им. Марра. Я даже пытался поступить к ним аспирантуру, но снова не получилось... И вот я ходил на семинары. Приходил оттуда и в лаборатории выступал - рассказывал, какие там были доклады, какие обсуждались проблемы.
Как-то раз мне Александр Романович сказал:
- Сегодня на твое выступление придет сотрудник Рубинштейна. Они - теоретики. Им с высоты теории все понятно. А мы здесь экспериментируем!..
Говорил иронично, но и с почтением. Дело в том, что Лурия и Рубинштейн были конкурентами. Но они не враждовали, не вредили друг другу. Оба интеллигентными людьми были.
И пришел на мое выступление Миша Ярошевский, будущий наш историк советской науки. Он на долгие годы станет близким моим другом. А в тот день слушал он немного свысока, ушел, доложил своему начальству.
Свободное копирование
