Прием в полку произвел на нас большое впечатление. Невольно вспомнилось, как нас в запасном батальоне принимал полковник Смирнов, не нашедший ничего лучшего, как распечь некоторых прапорщиков за шпоры или неправильное отдание чести. Смирнов не желал или не умел подумать о внутреннем мире молодого прапорщика. Старый бурбон, он смотрел на людей с точки зрения полуграмотного ефрейтора, назначенного учителем молодых солдат и показывающего над ними свою власть.
Здесь мы были обласканы командиром полка, образованным, заслуженным генералом. Здесь к нам внимательно и доброжелательно отнеслись старшие офицеры. Нас приняли в семью полка. Мы стали здесь своими. Было над чем подумать и с чем сравнить.
По знаку ротмистра Желиховского старший солдат махнул кому-то рукой, и из дверей кухни появились солдаты, несшие на деревянных блюдах огромные куски вареного мяса. Офицеры отрезали дымящееся ароматное мясо и закусывали с горчицей и солью. Затем были внесены и поставлены на столы суповые чаши. Обедали не торопясь. Штабс-ротмистр Каринский, указывая мне на того или иного офицера, называл его фамилию и должность.
Небольшого роста, сухощавый и уже немолодой ротмистр Белавин был командиром первого батальона, следовательно, моим начальником. Я внимательно рассмотрел серьезное и умное лицо пожилого ротмистра. Оно мне понравилось.
Черноусый поручик Жуковский, с живыми, веселыми глазами и быстрыми, решительными движениями, командовал четвертым батальоном. С командиром третьего батальона ротмистром Желиховским я уже был знаком. Командир второго батальона подполковник Макасеев сегодня не обедал.
Штабс-ротмистр Пантюхов с мягким лицом задумчивого интеллигента, с вялым ртом и вислым носом командовал третьей сотней. Он небрежно сидел за столом и лениво жевал, неторопливо обводя взглядом присутствующих. Я заметил, что его глаза несколько раз остановились на мне.
Когда было покончено с третьим блюдом, генерал поднялся со своего места, офицеры встали и стояли, пока командир полка не вышел из комнаты. Затем все постепенно стали расходиться. Каринский, уходя, сказал мне:
- Жду вас вечером к себе. Теперь отдыхайте и устраивайтесь.
Я пошел устраиваться. Зимний день короток, начинало смеркаться. В моей комнатушке было темновато.
- Валюк! Как тут дело с освещением?
- У хозяев лампа есть, да пузырь разбит. Можно свечей купить. Дозвольте, я сбегаю в лавочку.
Зажженная свеча слабо боролась с надвигавшимся вечером. Но что делать?
- Как будете спать, ваше благородие? - поинтересовался Валюк. А я и сам не знал.
- Не знаю, брат! - развел я руками.
- У хозяев есть холст. Купим, - Валюк уже говорил за нас обоих, - и сошьем мешок. Набьем его сеном - будет мягко. А подушка, простыни и одеяло у вас есть.
Я, конечно, согласился. Все было улажено, и скоро на двух составленных вместе скамьях красовалось мое ложе.
Итак, с основным вопросом, кажется, покончено. Я отпустил денщика.